Жан II, герцог Алансонский (1409–1476), стал самым верным сторонником Девы из числа принцев крови. Участвовал в операциях в долине Луары, но после неудачной осады Парижа оставил армию и уехал в Нормандию освобождать от англичан свои земли. Неоднократно ссорился с Карлом VII, а потом и с его сыном Людовиком XI, сидел в тюрьме и даже был приговорен к смертной казни. Умер в заключении в Лувре.

Жан, Бастард Орлеанский (1403–1468), воспитывался вместе с Карлом VII и долго был его советником, но потом угодил в ссылку по навету ла Тремуя. Командовал обороной Орлеана, позже выполнял ответственные военные и политические поручения короля. В 1439 году получил титул графа Дюнуа, в 1443-м — графа Лонгвиля. Его отношения с Жанной тоже были сложными, хотя он отдавал должное ее уму и патриотизму.

Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Ре (1404–1440), родился в семье бретонских аристократов, в результате женитьбы получил огромное состояние. Вступив в королевское войско в Блуа, стал особенно близок к Жанне. После коронации Карла VII стал маршалом, но гибель Жанны заставила его удалиться в свое поместье, где он занялся черной магией. В 1440 году был арестован и казнен по обвинению (как иногда считают, ложному) в убийстве как минимум 140 малолетних детей.

Жиль де Рэ. Неизвестный художник

Руководимая всеми ими армия была обычным средневековым войском со всеми его недостатками, но Жанне эта обычность была в новинку. Она тут же потребовала удалить из лагеря проституток и торговцев вином, запретила грабежи, азартные игры и даже сквернословие, обязала не только простых солдат, но и командиров ежедневно молиться, а по воскресеньям посещать мессу. Эти условия были настолько необычными, что их от удивления приняли. Герцог Алансонский вспоминал: "Жанна сильно гневалась, когда слышала, что солдаты сквернословят, и очень их ругала, и меня также, когда я бранился. При ней мне приходилось сдерживать себя". Надо сказать, что похожие благочестивые нормы внедрил в своей армии Генрих V Английский; не только англичане, но и многие французы считали, что именно поэтому он одерживал победы и поэтому ему не грех было подражать.

Но почему закаленные в боях ветераны послушались 17-летнюю девушку, а не послали ее куда подальше? Думать, что они боялись наказания, нелепо — в этом случае они с их отрядами легко могли перейти к противнику или дезертировать, что во время войны случалось сплошь и рядом. Считается, что ее душевная чистота и религиозное рвение положительно влияли на солдат, и отчасти так и было. Но не меньше на них подействовала необычность самой ситуации, когда ими командовала юная крестьянка, — это требовало необычного поведения. К тому же Жанна обходилась со своими людьми по-доброму, для каждого находила улыбку и слово ободрения, не злоупотребляла дисциплинарными мерами. Ее искренне полюбили и простые бойцы, и командиры, но как полководца до поры не воспринимали. Скорее, ее считали талисманом, призванным поднимать боевой дух армии.

Это проявилось сразу же, как только 27 апреля французская армия выступила в поход на Орлеан. Колонны солдат растянулись на целый километр; за ними следовали 600 телег с провизией и снаряжением и 400 голов скота. К городу вели две дороги: одна по правому берегу реки, через Бос, другая — по левому, через Солонь. Они были равными по длине, но первая шла мимо позиций англичан и занятых ими крепостей, двигающееся по ней войско было уязвимо, и командиры решили идти второй дорогой. Она была скрыта от глаз врага, но требовала переправы войска на лодках через широкую Луару. Жанна, не знавшая всех этих тонкостей, решительно потребовала доставить ее прямо к лагерю английского командующего — после гибели графа Солсбери этот пост занял не менее опытный военачальник Джон Толбот, граф Шрусбери. Ей пообещали это сделать.

Поход продолжался два дня. На подходе к городу Жанна чувствовала себя совершенно измученной: все рыцари ехали налегке, отдав тяжелые латы оруженосцам, а она все время была в полном вооружении — привыкала к весу доспехов (напомним, это 25 килограммов) и теперь еле волочила ноги. Кое-как взбираясь на коня при помощи пажа, она заставляла себя ехать во главе колонны и непринужденно отвечать на приветствия командиров. Впереди уже показался город — но между ним и войском блестела лента реки! Жанна была разгневана: соратники обманули ее, подойдя к Орлеану не с той стороны. И ради чего? Ведь теперь им придется на глазах у враг а переправлять на другой берег армию и обоз, что займет как минимум несколько дней — средств переправы с собой не взяли, а у осажденных были только несколько плотов и рыбацких лодок.

Надо было как-то выходить из положения. На совете решили переправить только небольшой отряд солдат и часть обоза. Остальное войско должно было отойти к Блуа и снова подойти к Орлеану уже с другой стороны. Бастард Орлеанский, командовавший обороной, настаивал, чтобы Жанна вместе с ним вошла в город. Вначале она отказывалась, не желая оставлять армию, но потом поняла, как сильно измученным осадой горожанам хочется увидеть ее, и согласилась. Поздно вечером 28 апреля Жанна, Бастард, Ла Гир и маршал Буссак пересекли на лодке Луару, петляя среди островов и запруд, и высадились у поселка Шесси к востоку от города. За ними следовала вторая лодка с оруженосцами Девы и ее братьями, которые поклялись не оставлять сестру в опасности. Гости расположились на ночлег в доме богатого купца Ги де Кайи, а утром вступили в город через Бургундские ворота. Их встречала огромная толпа — казалось, сюда сошлись все горожане вместе с семьями.

"Дневник осады Орлеана", который вел неизвестный горожанин, сообщает: "Так она вошла в Орлеан, по левую руку на прекрасной лошади ехал великолепно вооруженный Орлеанский Бастард, ее сопровождали благородные и храбрые сеньоры, конюшие, капитаны и воины и несколько человек из гарнизона, а также горожане Орлеана вышедшие ей навстречу По пути ее приветствовали и другие воины, горожане и горожанки Орлеана с большим количеством факелов в руках, выказывающие такую радость, как если бы они увидели, что Господь снизошел к ним, — и не без основания, ведь они перенесли столько страданий, горя и мук и уже сомневались, что к ним придет помощь, и боялись потерять и жизнь и имущество… Все смотрели на нее с большой любовью — и мужчины, и женщины, и малые дети. И они толпились и толкали друг друга, чтобы дотронуться до нее или до коня, на котором она сидела".