Шрифт:
Возможно, он отвез Жанну в город на телеге, но не исключено, что они шли пешком — в компании дюжего крестьянина путешествие было все же безопасней. 13 мая 1428 года, в день Вознесения Господня, они вошли в главный зал замка, где капитан со своими помощниками поглощал праздничный обед. Робер де Бодрикур был типичным старым служакой, строгим, в меру циничным, но не жестоким. О степени его порядочности говорит то, что он оставался верен королю Карлу и не раз отбивал атаки бургундских шаек, хотя подчинение захватчикам дало бы ему несравненно больше выгод. К счастью, Вокулёр находился в отдаленном лесном краю, не представляющем особого интереса для врагов.
Сейчас он с интересом смотрел на увальня-крестьянина, который жался к стене, и девушку в поношенном красном платье — она, напротив, подалась вперед, смело произнося нечто неслыханное:
— Я пришла к вам от Господа моего, дабы вы дали знать дофину, что он должен держаться и избегать сражений с врагом до середины будущего поста, когда Господь поможет ему. Королевство принадлежит не дофину, а Господу моему, но воля Господа — доверить это королевство дофину. Он сделает его королем, несмотря на всех врагов, и я приведу его к помазанию.
Эти слова передает в своих показаниях на оправдательном процессе Бертран де Пуланжи, один из вернейших соратников Жанны, впервые увидевший ее именно в тот день. Возникает вопрос, не напутал ли он насчет ее просьбы избегать сражений почти целый год — до середины Великого поста, которая в 1429 году приходилась на февраль. За это время англичане могли при отсутствии сопротивления захватить не только Орлеан, но и всю Францию. Возможно, Жанна призывала воздерживаться от войны до ее прибытия в армию весной следующего года, боясь, что это приведет к бессмысленным потерям. Но это предположение рисует ее пророчицей не хуже Мерлина и Нострадамуса. Как мы увидим дальше, она и правда сделала несколько удивительно точных предсказаний относительно собственной судьбы — но как она могла за год узнать, к чему приведут ее усилия, если не знала даже того, что случится в ближайшие полчаса?
Во всяком случае, она выглядела изумленной и обиженной, когда Бодрикур просто-напросто посмеялся над ее словами. Есть версия, что он даже собирался отдать ее на потеху солдатам, но в реальности ничего такого не было. Он просто велел Лаксару увести дуреху с глаз долой и хорошенько надавать ей оплеух, чтобы не лезла со своими советами к серьезным людям. Еще он передал родителям Жанны, чтобы те хорошенько выпороли непутевую дочь.
Конечно, дядя, которому было стыдно и досадно, исправно передал все это, добавив кое-что и от себя. Неизвестно, была ли порка — скорее всего, нет, возраст не позволял, в 16 лет полагалось не пороть, а выдавать замуж. Вот Жак д’Арк и решил поскорее найти дочке жениха, чтобы выбить дурь ид головы.
Эти поиски прервала новая опасность — набег бургундцев. На сей рад на деревню напали не разбойники, а хорошо вооруженный военный отряд. Бодрикур в Во кулере сумел отбиться от непрошеных гостей, но крестьяне не спаслись бы от них даже на острове. Пришлось всем вместе бежать в Нёвшато; Жанна в дороге помогала слабым и несла маленьких детей, когда их матери уставали. Все обошлось, никто не погиб, хотя разъяренные враги забрали все ценное, сожгли часть домов и даже порубили плодовые деревья. Случившееся только укрепило намерение Жанны: пока она не сделает то, что требуют голоса, ее милая Франция будет страдать, мирных людей будут убивать и грабить.
Семья д’Арк провела в Нёвшато две недели, поселившись на постоялом дворе женщины по прозвищу Русс (Рыжая). Жанна с подругой Овьеттой помогали хозяйке в готовке и уборке, чтобы заработать на ночлег. По возвращении отец все-таки отыскал ей жениха — это был сын мельника, польстившийся не на красоту Жанны (как мы знаем, красивой она не была), а на обещанное приданое. Казалось, дело на мази, но тихая девушка вдруг оказалась невероятно упрямой. Такого скандала в семье еще не было, отец не на шутку разозлился и даже угрожал убить непокорную дочь — все напрасно. Обманутый в своих ожиданиях жених подал на невесту в церковный суд в городе Туль. Ей пришлось ехать объясняться, после чего суд решил дело в ее пользу. Дело в том, что свадьба даже по семейному сговору считалась недействительной без формального согласия невесты — произнесенного на венчании слова «да». Этого слова Жанна говорить не собиралась, в чем неожиданно легко убедила судей. Но она понимала, что отец не оставит попыток устроить ее судьбу по своему разумению, и решила снова отправиться в Вокулёр, уже зная, что в этот раз пути назад для нее не будет.
Пока Жанна прощается с отрочеством, с подругами детства и ее любимым Деревом фей, рассмотрим «альтернативную» версию ее происхождения, получившую в наше время незаслуженно большую популярность. Впервые эту версию выдвинул историк-любитель Пьер Каз в 1805 году, а в последние десятилетия ее активно развивал другой дилетант — оккультист и масон Робер Амбелен, книга которого «Драмы и секреты истории» выходила и в русском переводе. Он утверждает, что 10 ноября 1407 года у королевы Изабеллы Баварской родился ребенок от ее любовника, герцога Орлеанского, который две недели спустя пал от руки убийц. Ребенка назвали Филиппом, хотя это, по разным версиям, была либо девочка, либо гермафродит. Официальные источники утверждают, что Филипп прожил всего сутки и был похоронен в королевской усыпальнице Сен-Дени рядом с другими детьми Изабеллы — из 12 рожденных ею отпрысков до взрослых лет дожила лишь половина.
По мнению «альтернативщиков», Изабелла, боясь мести мужа, объявила ребенка умершим, а на самом деле отправила его на воспитание в далекую деревню Домреми. Французские короли и аристократы нередко отдавали своих бастардов в другие семьи, но это делалось ради приличии, а королеве скрывать было нечего — о ее распутстве и так говорила вся страна. Она вполне могла воспитывать малютку вместе с дофином Карлом, который был ненамного старше и тоже, по всей видимости, родился от Людовика Орлеанского, что мало волновало умалишенного короля. Непонятно, почему герцог не воспитал дочку в своем дворце, как поступил с другим внебрачным отпрыском — уже известным нам Жаном Дюнуа, который до получения графского титула открыто и даже гордо называл себя Бастардом Орлеанским.