Несостоявшиеся военачальники ломанулись из ленкомнаты, как свита Наполеона от казаков атамана Платова.

Батальонный развод – в восемь часов утра. Марат заранее привел свои полсотни «молодых», выстроил на левом, непочетном, фланге. Оставил за старшего сержанта Примачука, вразвалочку подошел к курящим в сторонке ротным. Не спеша пожал жесткие руки, протянутые, как равному. Его распирало чувство сопричастности к тяжелой командирской судьбе, гордой принадлежности к обществу опытных волков-офицеров. Понимающе кивал на жалобы комроты-два про пропавшее постельное белье; сочувственно поддакивал, осуждая расписание нарядов.

Из штаба выскочил майор Морозов и быстрым шагом направился к центру плаца. Офицеры порскнули по своим местам.

– Батальо-о-н! Равня-яйсь! Сми-ррр-но! Равнение на-пра-во!

Грохоча подкованными сапогами, встретил идущего не спеша Юрия Николаевича, доложил. Командир батальона вяло махнул рукой («Вольно»). Выслушал по очереди доклады командиров рот и отдельных взводов (Марат страшно волновался, но ничего не перепутал и доложил правильно). Тихо поставил задачу на день, потом вопросительно глянул на Тагирова:

– Ну что, голубчик? Вы хотели что-то сказать батальону?

– Так точно, товарищ подполковник! Как комсорг.

– Кхм, ну хорошо. У вас пять минут.

– Успею. – Марат повернулся к строю. – Товарищи комсомольцы!

Пять сотен пар глаз уставились на лейтенанта. Тагиров, подавляя смущение, продолжил:

– Мы сейчас проведем общее комсомольское собрание. На повестке дня – один вопрос: материалы сентябрьского пленума Центрального Комитета коммунистической партии – в жизнь. Мы все, как один, поддерживаем решения КПСС. Кто против?

Марат замолчал и внимательно вгляделся в остолбеневший строй. Диссидентов не наблюдалось.

– Значит, единогласно! Собрание объявляю закрытым. – Тагиров обернулся к ошеломленному командиру батальона и кивнул головой. Все офицеры таращились на Марата со смешанным выражением восхищения и удивления. Первым пришел в себя начальник штаба:

– Равняйсь! Смирно! Развести подразделения по местам работ и занятий. Старшины рот – командуйте.

Роты попылили по своим делам. Морозов протянул Тагирову руку, покрутил головой:

– Ну, ты виртуоз, поздравляю! В тридцать секунд всю партийно-политическую работу уложил. – И заботливо поинтересовался: – А от Дундука не нагорит?

– Не должно. Собрание проведено в строгом соответствии с повесткой, голосование было. У солдат спросит – ответят. – Тагиров вздохнул. – По крайней мере, я на это надеюсь.

Роман Сергеевич хотел что-то добавить, но осекся. Через плац бежал прапорщик Петя Вязьмин, размахивая руками. Кто-то из ротных тихо сказал:

– В первый раз за три года вижу, чтобы он бегал! Что-то случилось: либо недостача гуталина, либо третья мировая война.

Начальник склада продышался и прохрипел:

– Там, на складе… Хан повесился.

– Толком говори: какой еще хан? Золотая Орда на склад напала? – Морозов схватил прапорщика за грудки, потряс. – Откуда там ханы? Ты пьяный, что ли?

Голова Вязьмина болталась, слюна из приоткрытого рта стекала на щеку.

– Сержант Ханин. Кладовщик мой. Повесился, – наконец-то выдавил прапорщик.

Морозов отпустил несчастного – побагровевший Вязьмин выдохнул. Начальник штаба снял фуражку, сплюнул:

– Ну, дела! Не было печали… Тагиров! Ты же у нас военный дознаватель? Иди в штаб, звони прокурору гарнизона, вызывай сюда. Потом зайди в медпункт, забери врача – и на склад. Я сам туда пошел, лейтенант Воробей – за мной. Викулов, Ханин в твоем взводе числится? Тоже пойдешь. Остальные офицеры – по своим подразделениям. Давайте, давайте! Работайте. Вы что, висельников не видели?

Военный прокурор гарнизона майор Пименов – длинный, худой, с грустным лицом философа – воспринял чрезвычайное происшествие равнодушно: ну, повесился боец срочной службы, подумаешь! Молодежь вообще хлипкая пошла: чуть что не так – вешаются. Чтобы застрелиться – это надо в караул пойти, а для резки вен в армии катастрофически не хватает ванн и горячей воды, так что только вешаться! И не возражайте мне, веревочку взяли, мыльце – и вперед, не задерживайте!

Прокурор обошел висящее на капроновом зеленом шнуре тело, аккуратно обогнул упавшую далеко табуретку Шумно втянул воздух: на складе сильно пахло горелой бумагой. Кивнул:

– Снимайте. Воробей, ты будешь бумажки оформлять?

Лёшка отрицательно покрутил головой:

– Нет, товарищ майор, у нас дознаватель новый, лейтенант Тагиров. – и выпихнул растерянного Марата пред очи гарнизонного Пинкертона.

– Ну что ж, будем знакомы. Оформляйте протокол осмотра места происшествия, потом с медициной поезжайте на вскрытие. Проведите изъятие всех личных вещей покойного – тут и в казарме. Сделайте опись. Завтра жду к четырнадцати часам – с описью, протоколом и актом вскрытия. Откуда жженым несет?