Само собой, ударение Фитиль вновь сделал на последнем слове – снова, видимо, полагая, что упомянутое им учебное заведение не только должно быть всем известно, но и почитаемо. Затем одессит презрительно поглядел на Никольского, и закончил:

– Если музыканту можно мечтать о море, так почему, спрошу я вас, бедному моряку нельзя немножко помечтать о музыке?

Герман вполуха слушал ставший уже привычным трёп молодых офицеров – для своих перебранок эта парочка, как всегда, выбрала не самый подходящий момент.

Между тем, с приближением необыкновенной колесницы стало ясно, что Фитиль ошибся, утверждая, будто здесь недостаёт музыкального сопровождения, ибо оно присутствовало в полной мере – погонщик-калмык что-то заунывно напевал.

– Разрешите выяснить, что это за пьеса разворачивается пред нашим изумлённым взором, – сказал Фитисов и, не дожидаясь разрешения, рванулся вперёд.

Не долго думая, Крыжановский остановил сей порыв, ухватив ретивого одессита за штаны.

– Выскочив как чёрт из табакерки, вы напугаете даму, – пояснил он свои действия. – Вон как она настороженно оглядывается, ещё пальнёт ненароком, пистолетик-то при ней. Я сам пойду, мы с этой красавицей знакомы, да и со вторым пилотом тоже видеться доводилось.

Встав в полный рост, Герман тотчас был замечен лётчиками и погонщиком. Само собой, Роза немедленно осыпала Крыжановского вопросами, но тот, слегка поиграв интонациями, сумел показать, кто тут на самом деле профессор, а кто студентка. В результате отвечать на вопросы пришлось Литвяковой. Из объяснений отважной лётчицы выяснилось, что второй пилот – это её ведомый, лейтенант Гиви Газделиани, а свой комедийный вид боевой истребитель «Товарищ Вольф» приобрёл в результате весьма драматичных событий. С полчаса назад, в воздушном бою против трёх «Мессеров», Газделиани сбили, но он сумел приземлиться на пашню и выбраться из горящей машины. Роза, само собой, не пожелала бросать лейтенанта в беде и посадила свой истребитель неподалёку с целью подобрать беднягу-ведомого. При этом девушка явно пребывала в плену чувств, поскольку вовремя не сообразила, что одно дело – посадить самолёт на рыхлую почву, и совсем другое – взлететь с неё. А если учесть, что присутствие Гиви теперь обеспечивало самолёту немалый дополнительный вес, отчего шасси ушли в землю по самое «не хочу», то выходило совсем как в поговорке: «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Со слезами на глазах Роза приняла решение сжечь боевую машину, и вместе с ведомым пробираться к своим, но тут, на счастье, появился товарищ Бадмаев с верблюдами.

– Вон там, впереди, в километре, хороший участок дороги, ровный и без поворотов. Думаю, я смогу взлететь, – со светлым оптимизмом в голосе поведала Герману девушка. – Счастье, что немцев поблизости не оказалось.

Увидав остальных разведчиков, появившихся из оврага, Роза так ослепительно улыбнулась, что даже Динэр Никольский растаял, и принялся предлагать свою помощь в транспортировке самолёта. За это он удостоился отдельной улыбки и соответствующего замечания, мол, верблюды с транспортировкой справятся лучше.

Фитисов восхищённо оглядел красавицу, недвусмысленно присвистнул и изрёк:

– Так вот какая вы, «Белая роза Сталинграда».

Роза улыбнулась и ему, хотела что-то сказать, но тут не выдержала горячая натура товарища Газделиани, который вначале сильно покраснел, затем зашипел как закипающий чайник и, наконец, недовольно зацокал языком.

Пожав плечами, Фитиль прокомментировал происходящее в стихах:

– Красотка Роза танцевать с ним не хотела, она вже с Ваською достаточно вспотела, но улыбнулася в ответ красотка Роза, и закраснелась морда Васьки Шмаровоза[105].

От этих слов воздух вокруг Гиви ещё сильнее накалился – неизвестно, чем могло обернуться дело, если бы чуткий Иван-Абрам не разрядил обстановку короткой, но веской репликой:

– Немцы!

В мгновение ока все залегли в траву и обратили взгляды к далёкой лесопосадке, откуда начали появляться человеческие фигурки. Много, слишком много, чтобы принимать бой. Герман мельком взглянул на Никольского – в том явно боролись героизм с истерикой. Показалось, младший лейтенант сейчас крикнет что-нибудь вроде того, мол, у нас задание, поэтому давайте предоставим лётчиков их судьбе, а сами попытаемся уйти оврагом. Но, к чести особиста, следует отметить: он с собой справился. Зато не стала молчать Роза Литвякова:

– Товарищ профессор, они не знают о вас, скорее уходите, и товарища Бадамаева уводите, а мы с Гиви постараемся взлететь, ещё пару сотен метров проедем, и можно попытаться…

Увы, идея умерла вместе с товарищем Бадмаевым и его верблюдами – несмотря на расстояние, враг сумел их застрелить.

– Винтовка «Маузер»! – зло процедил Фитисов. – Автоматы у немцев – полное дерьмо, чуть шо – сразу подбирают наши «ППШ» и с ними воюют, зато винтовки приличные.

– Это не немцы, товарищ старший лейтенант, это отщепенцы какие-то! – Оторвавшись от оптического прицела, сказал снайпер Чугунеков. Герман отметил, что впервые слышит голос этого парня.

Действительно, в бинокль было хорошо видно, что бегущие от деревьев солдаты одеты в красноармейскую форму, вот только знаки различия у них отнюдь не советские.

– Хиви, будь они неладны, – сказал Фитисов. – Деваться некуда, придётся пощупать этих выродков за вымя. Давай, Тюлька, солируй. Вначале играй командиров, потом – самых активных хиви…

– Э-э, кацо, зачем такое говоришь? – перебил Гиви Газделиани. – Почему Гиви? Причём тут Гиви?

– Ты шлемофон разуй, пернатый, – разозлился Фитисов, который, как известно, не выносил, когда его перебивают. – Я сказал не Гиви, а хиви[106]! Так фрицы называют своих прихвостней. А мы таких называем выродками, и в плен не берём.