14 января 1913 года.

Что бы там ни утверждали злые языки по поводу участия, которое Сергей Ефимович проявлял к юной Ольге, Мария Ипполитовна знала доподлинную правду, а потому ревностью не терзалась. За годы замужества неглупая дама хорошо изучила мужа: у того если что дурное и зародится в мыслях, то непременно будет изгнано оттуда молитвой. Не греховная похоть, а возвышенное отеческое чувство легло в основу отношений дяди и племянницы. Как и у самой Марии Ипполитовны, в сердце Сергея Ефимовича скопилось изрядное количество нерастраченной нежности с той поры, как взрослый сын решил проявить себя на дипломатической службе и, покинув родовое гнездо, отбыл во Францию. По этой причине появление в их доме сироты Оленьки из малороссийской провинции супруги считали даром свыше. Вначале решили поселить девушку у себя, но, помятуя о злых языках, посчитали за лучшее снять для неё отдельную квартиру неподалёку.

Таким образом, будущее Оленьки полностью определилось: её ожидало удачное замужество. Красота и свежесть чаровницы давали полную уверенность в том, что в женихах недостатка не предвидится. А курьёзный случай, где фигурировал несносный инженеришка в фуражке с треснутым козырьком – лишнее тому подтверждение. Само собой, подобные партии к рассмотрению не принимались – Оленькиным суженым непременно должен стать человек светский. Но прежде, чем выводить прекрасную протеже в свет, супруги решили привить ей хорошие манеры и придать столичный лоск. Цели удалось достигнуть с примерной быстротой и без особых усилий. Теперь недоставало лишь повода, чтобы представить обществу новую светскую львицу.

Приглашение на костюмированный бал во дворец князей Юсуповых, присланное, как положено по этикету, за десять дней до намеченной даты, стало просто par un beau pr'etexte[61]

Назначенного дня Оленька ожидала с плохо скрываемым нетерпением. То и дело примеряя свое первое в жизни бальное платье, она придирчиво цеплялась за любую мелочь.

– Тётушка, но ведь так совсем не видно лица, – как-то заявила она, надев перед зеркалом шёлковую полумаску. – И, повстречав после бала, меня никто не узнает!

– Не беда, я тотчас же пошлю к мадам Фани – в её магазине специально для таких случаев имеются маски на длинной ручке, – многоопытная Мария Ипполитовна легко находила выход из подобных затруднений. – Их не надевают, а прикрывают лицо, словно веером…

…И вот долгожданный день настал. К Юсуповым отправились в санном экипаже – его превосходительство совершенно не признавал автомобилей, а посему держал собственный выезд, и при нём кучера Софрона – здоровенного малого с чёрной бородой и белозубой улыбкой.

Юный Герочка как-то заявил, что те зубы – фарфоровые. И, когда у самого мальчика начали меняться зубы, он возьми, да и разбей фарфоровую балерину Марии Ипполитовны. Осколки же принёс, и потребовал изготовить ему из них такие же зубы, как у Софрона...

– Для производственных нужд авто с двигателем внутреннего сгорания – штука, бесспорно, полезная, но для пассажирских перевозок подходит плохо, – так Сергей Ефимович Крыжановский объяснял свою неприязнь к новомодному средству передвижения. – Ведь она невыносимо коптит, от этого можно заработать одышку, да и одежда после каждой поездки дурно пахнет в течение нескольких дней. Надеюсь, мода на моторы долго не продержится, иначе в Петербурге совсем не останется чистого воздуха, и придётся заводить ещё одну моду: на марлевые повязки для дыхания.

Действительно, по дороге им попалось несметное количество автомобилей – никак не меньше дюжины!

Ольга волновалась. Сидя в экипаже рядом с тётушкой, прелестница всячески старалась не помять оборок и бантов платья, которому долго пришлось дожидаться своего часа на безголовом манекене. И вот теперь это произведение швейного искусства может потерять вид из-за того, что приходится кутаться в плед! Стоп, может, все-таки, зря поддалась она на уговоры и согласилась украсить себя искусственной бутоньеркой? Ведь ей так идут живые цветы, особенно – белые! Но права, тысячу раз права добрейшая тетушка – увянув, букетик повиснет жалким пучком (хороша же она будет в свой первый бал!), тогда как ручной работы гардении на груди и в прическе сохранят свежесть и красоту на весь вечер!

Мария Ипполитовна оделась маркизой де Помпадур. Со своим изящным кукольным лицом, которому так шли и маленькая «мушка» на щеке, и белоснежный парик, она смотрелась совершенной француженкой. Костюм довершал старинный, с рукояткой слоновой кости, лорнет.

Сергей Ефимович остался верен себе и не потерпел излишеств: под шубой –строгая фрачная пара, приличествующий случаю белоснежный жилет и рубаха с пластроном. Из маскарадных аксессуаров – лишь чёрная полумаска.

Пребывая в радужных мечтах, Ольга рассеянно наблюдала, как за окнами экипажа, повернувшего с Литейного на Невский, проплывают изумительной красоты виды подвластной зиме и, оттого еще более прекрасной, российской столицы. Всю дорогу кучер Софрон напевает себе под нос что-то заунывно-народное, отчего на душе ощущается особое томление.

Дворец князей Юсуповых, что на набережной Мойки, встретил новых гостей во всем великолепии – зажженными повсюду яркими – в сотни свечей – хрустальными люстрами; изобилием живых цветов; шумом и музыкой. Но главным украшением празднично убранных к балу зал – по крайней мере, так показалось сразу оробевшей от всего этого великолепия юной провинциалке, – были люди. Такого она не видела никогда! Рассказов Марии Ипполитовны и прочитанных книжек оказалось явно недостаточно, чтобы передать всю картину: прелестные дамы, блестящие кавалеры, оголенные плечи, причудливые маскарадные костюмы, фраки, цилиндры, перчатки, руки, маски, взгляды, улыбки, цветы… От живописности представшей перед ней картины у девушки слегка закружилась голова. Опытная тетушка отметила легкую бледность подопечной и, по-французски шепнув пару слов мужу, отвела Оленьку к ближайшему от гардеробной креслу, дала понюхать флакончик с солями и нежно обратилась к ней: