Шрифт:
Вода заметно потеплела, и всё больше народу отваживалось заходить в море. Зоя Степановна тоже впервые в жизни окунулась в настоящую морскую воду, ощутила её солоноватый вкус. Попыток затащить в воду Олега она не делала - вода всё-таки где-то градусов восемнадцать, не хватало простудить мальчишку.
– Олежка, как самочувствие, не сгоришь,- спросила она вытянувшегося на одеяле во всю свою почти стовосьмидесятисантиметровую длину, узкого телом сына.
– Нормально,- не отрываясь от книги, отозвался Олег.
– А я вот, кажется, уже начинаю сгорать,- Зоя Степановна критически обвела взглядом свои покрасневшие плечи, болезненно ими передёрнула.- На сегодня, наверное, хватит, пойдём.
Однако удалится в номер она не спешила, потому что увидела своих попутчиков по плацкартному вагону поезда, болезненную мать и мордатого здоровяка сына - они тоже отдыхали здесь на турбазе. Впрочем, рядом со штангистами мальчишка не производил впечатления слишком уж здорового. Он бегал вдоль кромки моря, а потом с разбегу бултыхался в него. Сейчас Зоя Степанона отметила, что у него нет и задатков мужской фигуры, и он почти не умеет плавать. Увы, совсем не умел плавать и Олег, более того он испытывал какой-то подспудный страх перед водой. Однако, что касается фигуры... Глядя на распластавшегося на одеяле сына и сравнивая его с тем мордатым Зоя Степановна с удовлетворением отметила, что хоть Олег и куда жиже, у него уже заложилась значительная разница в ширине плеч и бёдер, его торс хоть и не очень сильно, но расширялся снизу вверх на конус. У Мордатого этого не наблюдалось, он был одинаково широк и толст везде, в плечах, заднице и уже в свои лета успел заиметь почти бабье брюшко.
Здесь же, на пляже Зоя Степановна увидела и тех дедов с внучкой, которых её соседка по столу с фамилией Дзаблаева назвала возможными евреями. Девчушка сняла очки, и вместе с бабушкой зайдя по грудь в море, с визгом выпрыгивала вверх, погружалась и вновь выпрыгивала. Бабушка находилась рядом и делала примерно то же самое, но спокойно, без визга и не так высоко. Дед же, без одежды производивший впечатление довольно крепкого старика, сидел на берегу и в воду предпочитал не лезть. И опять их поведение показалось Зое Степановне слишком уж в её понимании нееврейским: непосредственность внучки уж очень не вязалась с обычной серьёзностью евреек проявлявшихся, как правило, с самого раннего детства, да и дед совсем уж не напоминал старого еврея, этакого старого брюзгу, домашнего мудреца, любящего поучать своих домочадцев. Зоя Степановна понимала всю схематичность своих суждений... но ведь примерно также о евреях думали большинство образованных русских. А тут, в резвящейся внучке, она вдруг увидела саму себя. Ведь в детстве она была точно такой, упругой как мячик, не знающей устали. О, как бы ей хотелось, чтобы Олегу передалось хоть часть той её резвости, энергии, ведь родители в детях всегда хотят видеть продолжение самих себя.
В обед Дзаблаева поведала, что звонила мужу и тот, пока жены с дочерьми нет, решил сделать ремонт на даче. Из чего стало ясно, что у Дзаблаевых есть дача и к тому же машина. Также она со смехом поведала, что муж от них отдыхает и несказанно тому рад. Сказано это было как бы в шутку, но Зоя Степановна уроженка не России, а, так называемой, союзной республики, по-своему осознала радость неведомого её Дзаблаева. Она знала некоторые обычаи горцев (фамилия говорила за то, что скорее всего Дзаблаев именно северокавказский горец). Кавказцы испокон по- разному относились к сыновьям и дочерям. Сын - гордость отца, ему особое внимание, забота. Дочь... к женщинам, девочкам в горских селениях традиционно относились пренебрежительно, ей худший кусок, грязная работа, понятие "папина дочка", там вообще немыслимо. Потому муж Дзаблаевой не мог быть в восторге от того, что русская жена не родила ему ни одного сына.
– А вы своему супругу звонили?- Дзаблаева наверняка хотела вызвать немногословную соседку на большую откровенность. Но Зоя Степановна ответила предельно лаконично. Затем как-то разговор коснулся штангистов.
– Все они тупые как брёвна. Знаю я их, раз здоровый, значит дурак, - безапелляционно заявила Дзаблаева и тут же накинулась на свою младшую.- Ирка, я тебе сколько повторять должна, ешь всё подряд, не дрыбайся, за всё деньги плачены. Дай я тебе бутеброт как следует намажу...
На этот раз Зоя Степановна не пропустила то, о чём ей поведал утром Олег. Невероятно, но это оказалось правдой, учитель московской школы так говорит. У неё даже возникло желание услышать из уст соседки и некоторые другие слова, например коридор, неужели скажет коли... Нет, Зоя Степановна не могла вспомнить таких ни в гарнизонных, ни в сельских школах, где её пришлось работать, и вот сподобилась наконец.
Дзаблаева, тем временем, продолжала болтать:
– И вашему мальчику надо больше есть, а то уж очень он у вас худенький.
Зоя Степановна, едва выйдя из лона размышлений касательно "бутеброта", ответила смущённо, едва ли не оправдываясь:
– Да я знаю... но не ест... совсем нет аппетита, с самого рождения такой.
– Моя Ирка тоже. Пока в рот силком не затолкаешь...- в свою очередь посетовала соседка на свою младшую.- Вы, я гляжу, загорали?- она давно уже приглядывалась к покрасневшим плечам Зои Степановны.
– Да утром ходила, и до обеда вот.
– Утром это когда?
– Примерно с шести до семи.
– Так рано?- удивилась Дзаблаева.- Мне бы ни за что не подняться. Мы с девчонками вон на базар никак не выберемся, спим подолгу, даже рубли на карбованцы ещё не обменяли. Вы не подскажете где лучше обменять?
– Прямо на базаре, там есть обменный пункт.
– Я слышала там курс плохой, в городе поискать можно и выгодней сторговаться.
– Может быть, но надо по всему городу, по жаре бегать, а выигрыш, думаю, не стоит того, чтобы лишать себя моря и солнца хотя бы на час,- Зоя Степановна произнесла эти слова с неожиданной для собеседницы твёрдостью. Дзаблаева если и не обиделась, то несомненно расстроилась - впервые за три дня сидения за одним столом скромная и немногословная Зоя Степановна таким вот намёком выразила сомнение в житейской мудрости своей бывалой соседки.
Дзаблаевы, и мать и дочери, кончили есть, но почему-то медлили, не вставали из-за стола. Наконец, справился с обедом вечно отстающий Олег, и вслед за матерью, взяв свои тарелки, понёс их в окошко посудомойки, после чего они направились к выходу. Уже выходя из столовой, Зоя Степановна в дверях обернулась и замерла - увиденное оказалось слишком неожиданным. Дзаблаева, прикрываемая дочерьми, воровато оглядываясь, украдкой складывала в целлофановый пакет, оставшийся в вазе общий хлеб, собираясь, видимо, нести его к себе в номер. Зоя Степановна не знала, как это объяснить. Неужто, им не хватает того, что они съедают за столом?