Только он миновал пятую ступеньку, как треснуло, звякнуло, а потом глуховато грохнуло там, в комнате.

Полыхнула в глазах Кита, как выхваченная фонариком из тьмы, воображаемая картина: князь разбил оконное стекло и выстрелил наружу из револьвера!.. Отвлекает врагов на себя! Вспомнил Кит и пророчество полковника царской охранки Льва Константиновича, что князь геройски погибнет на Гражданской войне… а она вроде как еще не успела начаться по полной программе в восемнадцатом-то году.

Все эти мысли-образы уложились в полдюжины ступенек… И тут вдруг страшно треснуло-грохнуло, хряскнуло и зазвенело высоко над головою! Будто разом на морозе сломались все сосны, окружавшие дом, и со всех сторон упали на крышу!

Кит так вжался сам в себя, будто провалился в шинель. Его испуг передался граммофону. Тот так вздрогнул в его руках, что взвилась с него черная пластинка… и… и… как в замедленном кино, Кит проводил глазами ее полет-падение. Старинный диск вошел в пике, тукнул ребром в самую нижнюю ступеньку, отлетел в сторону и пропал из виду, оставив от себя на полу черный кусок.

«Ну, всё…» — похолодев, подумал Кит и не то, чтобы испугался, а как-то весь жутко ослабел.

Он поставил граммофон на лестницу и сел парой ступенек ниже в ожидании, что теперь вместо пластинки поможет какая-нибудь спасительная, к месту подоспевшая идея.

Грохот и треск, тем временем, стояли ужасные. Обложившие барскую дачку революционные солдаты в ответ на выстрел князя дали залп из винтовок по широким окнам верхней террасы. Князь и вправду нужен был им живым, а потому для начала они решили просто припугнуть его… Но немедля, разгоряченные классовой борьбой и сами уже не боявшиеся смерти, они ломанулись на штурм этого маленького «зимнего»…

Кит видел со ступенек лестницы, как по коридору, под ним, пронеслась темная орда, взметнувшая к ноздрям Кита холодный, машинный дух железа. Потом орда пронеслась в другую сторону. С той же хриплой, как снежный хруст, матерной бранью… Прошло полминуты. Кит все еще не знал, что ему делать. Только думал, что спасительную пластинку уже окончательно растоптали, как сухую галету, а идей никаких всё нет и нет.

Потом в доме снова раздался топот, хотя и не такой бешеный, как раньше… и в Кита снизу уперлись два винтовочных ствола со штыками на концах.

— Вот он, хорёк! — весело, по новогоднему сказал один из солдат, одетых в грузные шинели и смешные, валившиеся набок папахи. — Я ж баял, там два следа! Ну-ка, слазь!

Винтовочные штыки тянулись к Киту снизу, будто предлагая опереться на них, чтобы не упасть с лестницы.

— Ну, иду, — только и ответил Кит. — Может, эту фигню уберете? А то уколоться можно.

— Ишь ты, дерзкий хорёк! — засмеялся тот же «охотник», но отвел штык в сторону.

Стоило Киту сойти с последней ступени, как пол заскользил и тонко завизжал у него под ногами — это его, Кита, и вправду, как хорька, поволокли за ворот шинели из дома. Кит стиснул зубы и решил пока не возникать — полиции в том году все равно не докричаться было.

Зима снова ослепила…

Визгнуло под кроссовками мерзлое крыльцо.

— Во! Еще один детёныш вражий! — похвалился добычей «охотник» и поставил Кита перед невысоким, крепким человеком в чугунно-черном кожане и большой, словно нарочно измятой для крутизны общего вида, серой фуражке.

Лицо у него тоже было большое, серое, измятое, с чугунно-черными усами, а глаза — поострее тех двух штыков, что, рыская, нашли Кита.

— Что щуришься? — сказал он, будто и рта не раскрыв.

Кит сразу понял, что этому красному командиру в нем, Ките, так сильно не понравилось. То, что Киту не очень-то страшно и смотрит он на крутого красного командира, как в кино, на плоского героя экрана.

— Он вам не нужен! — вдруг услышал Кит голос князя, такой противно высокий. — Это сын доктора, приятеля моего отца! Вам от него никакого вреда!

Кит, наконец, увидел плененного князя и вместе с ним — всю перспективу ближайшего события. Князя держали за плечи двое здоровых солдат, почти копий-клонов тех, что прихватили Кита. Нос у Жоржа был разбит, правый рукав ниже локтя — тоже в крови. Красный цвет еще присутствовал в картине — косыми полосками на солдатских папахах. Всё остальное кругом было белым, серым и черным. Черным выглядел и трухлявый грузовичок за забором, к которому, видно, и уводили Жоржа. Сам князь держался пойманным, но не сдавшимся и злобно скалившим зубы зверем. Воротник его шинели дыбился, как загривок волка.

Кит встретился с ним взглядом. И только развел руками. Князь зажмурился… а потом подмигнул. Читать надо было так: «Ну, очень хреново!.. Но есть план „Ц“».

За это время командир облавы успел просканировать Кита.

— …Туфельки-то прямо царскосельские… С балу, что ли? — с увесистой, чугунной ухмылкой пробормотал он, непредсказуемо оценив новые кроссовки Кита. — С барышнями там кружился… Так поди же попляши…

Еще один грозный звук, неясно рокочущий, приближался издали и как бы сверху. Командир искоса глянул куда-то в верхушки сосен. Звук его беспокоил.