Андрею вместе с Ватутиным выпало арестовать Пашу – сварщика. Если официальным языком выражаться – задержать для допроса. Для ареста нужно постановление прокурора или суда. Но то, что оно последует, опера не сомневались. В строительное управление успели к началу рабочего дня, рабочие расходились после разнарядки. Оперативники сразу к прорабу, удостоверения предъявили.

– Нам бы сварщика увидеть, звать Павел, – сказал Ватутин.

– Михеева? Он три дня как на больничном, телефонировал.

– Тогда адрес его дайте.

– Пройдите в кадры, я позвоню.

Одно хорошо, фамилию узнали. В уголовной среде всё больше по кличкам называют. Женщина-кадровичка дала адрес. Жил Михеев Павел Антонович у чёрта на куличках – в Курьяново, во втором Курьяновском проезде. То ли деревня, то ли дачный посёлок. Андрей название слышал, но сам там не был никогда. Ватутин пояснил:

– Лучше всего добраться до Курского вокзала, а там электричкой до Перервы, а далее пешочком.

– А Михеева как в отделение повезём?

– Да так же, электричкой. Или у тебя есть предложение получше?

Пока добирались до Курьяново, два часа прошло. А ещё в самом посёлке путаница.

Курьяновский бульвар, улица Курьяновская, а ещё 1-й, 2-й, 3-й, 4-й Курьяновский проезды. Небогатая у чиновников фантазия! Благо, кадровичка чётко написала. Домик искомый небольшой, вокруг него участок с деревьями. Во дворе двое мальчишек лет по двенадцати с велосипедом возятся.

– Мальчики, Михеев Павел Антонович здесь живёт?

– Здесь, это папка наш! Заходите.

Мальчишки проводили оперативников к дверям. Один из них вбежал в дом.

– Папа, к тебе гости.

Оперативники переглянулись. Думали увидеть приблатнённого человека, близкого воровскому миру. А здесь – семейный человек, свой дом. Воры не обзаводились семьями, недвижимостью. С их, преступников, точки зрения, это уязвимость, гири на ногах. Вора ничего не должно держать – ни квартира, ни женщины. Награбил, промотал красиво по ресторанам, и на новое дело. А если за спиной чувствует дыхание оперативников, то недолго в другой город перебраться. И фамилии меняли, жили по поддельным документам. Жили по трём принципам – не верь, не бойся, не проси.

Пока мальчики вели по комнатам, осмотрелись – обстановка скудная. Диван потёртый, две деревянные кровати для детей, домотканые половики на полу. Чувствуется – скромно живут. А как же участие и пособничество в краже? Или оговорили воры честного человека?

Такое тоже бывало. Истинного исполнителя покрывали, указывали на невиновного, как говорили – переводили стрелки. Пока милиция разбиралась, настоящий преступник успевал скрыться, прихватив наворованное.

Михеев лежал на железной кровати, вид нездоровый, на лбу влажная тряпка. Так делали, когда была высокая температура.

– Здравствуйте, – поздоровались оперативники.

Михееву лет тридцать пять – тридцать семь. На нём синяя застиранная майка, носков нет. На бывшего сидельца не похож, у оперативников глаз намётан.

Михеев глаза открыл.

– Вы из милиции?

– Как вы догадались?

– Давно жду.

– Собирайтесь, поедемте с нами для допроса.

Прежде чем Михеев оделся, Ватутин прощупал одежду, не прячет ли оружие.

– Я готов.

– Не хотите выдать в добровольном порядке деньги, полученные преступным путём?

Сотрудничество со следствием может смягчить наказание. Михеев молча открыл дверцу тумбочки, вытащил газетный свёрток, развернул. Пачка купюр по пятьдесят рублей в банковской упаковке.

– Павел Антонович, не стоили эти деньги потерянного честного имени. Как в глаза детям смотреть будете?

– Чего душу бередить, ведите.

– Вернуться можете не скоро. Жена где?

– Где ей быть, на работе. А я вот с высоким давлением слёг.

– Выходите. Наручники надевать не будем, чтобы внимание не привлекать.

– Могу я детей обнять?

Ватутин старший, ему решать.

– Можете.

Во дворе Михеев детей обнял.

– Не балуйтесь, со двора не уходите, ждите мамку. Скажете ей – в милиции я.

Пока к электричке шли, Михеев сказал:

– Говорили – работы на четверть часа. Белый день, я не заподозрил ничего. А как сейфы увидел, понял – крупно попал. Отказаться хотел, да мордоворот один к груди заточку приставил. Или делай, что велено, или умрёшь. Получишь пять тысяч и иди на все четыре стороны, никто тебя не найдёт. Нашли всё-таки.