Палий расспрашивал, селятся ли в их местности люди, особенно интересовался тем, что делается в его отсутствие в Фастове. Выяснилось, что люди здесь оседают редко. В немногие оставшиеся села вернулись из Польши паны, и все пошло по-старому. Крестьян силой заставляют работать по пять, а то и по шесть дней на барщине. Вернулся на днях какой-то шляхтич в Фастов. Крестьяне не хотят его признавать, но он привел отряд рейтар и с их помощью принуждает крестьян отбывать барщину.

– Вот какие наши дела невеселые, – закончила Федосья.

Все, кто был в хате, запечалились, беседа не клеилась. Хозяйка принялась готовить ужин. К столу позвали глухого деда. Он не ушел на Левобережье, когда люди оставили село. «Никуда, – сказал, – я не пиду, не хочу трясти свои старые кости, помру на отцовском дворе». А его хату сожгли, старику некуда было деться, Федосья и приютила его. После второй чарки все за столом оживились, особенно дед, он охотно рассказывал о своем казаковании в старые, как ему казалось, добрые времена. Палий с Федосьей вышли на крыльцо.

Поговорили о погоде, об урожае и сами не заметили, как перешли к воспоминаниям. Они были с Левобережья, оба с Борзны.

– А помнишь, как мы косили траву возле пруда, а ты нам полдник принесла? – спросил Палий.

– Когда ты меня в воду кинул?

Оба рассмеялись.

– Ты потом перестала здороваться со мной.

– Разве только из-за этого? – Федосья посмотрела на Палия, и хоть в темноте не было видно ее глаз, все же Палий опустил голову. – Баламутом был ты.

– Оставим это, – тихо попросил Палий, – каялся после, да поздно. Я, Федосья, и сейчас ничего не забыл. Сколько лет прошло, будто все давным-давно минуло, а увидел тебя и вновь старое вспомнилось. Изменилась ты, а все осталась для меня такой, как была.

Палий умолк. Молчала и Федосья. Слушали, как шумит лес, стряхивая с себя дождевые капли. Вдруг послышался пронзительный крик птицы. Федосья невольно прижалась к Палию. Он слегка обнял ее, сказал успокаивающе:

– Сова, а кричит страшно, будто человек.

– Никак не привыкну. Иногда как начнет плакать, или смеяться, так мороз по коже проходит. Ну, пошли, Семен, казаки, верно, спать хотят. – Федосья несколько тронула Семена за плечо и тихо сказала: – Да и тебе пора отдохнуть перед дорогой. А, может, останешься хоть на денек?

– Нет, надо ехать! Ну, да я скоро опять здесь буду. Буду просить тебя переехать ко мне. Как ты, Федосья, согласна со мной жить?

Федосья помолчала, потом сказала тихо:

– Не знаю, Семен.

– Ну, ладно. Ты подумай, приеду – скажешь, а теперь пойдем.

Казаки улеглись спать в клуне, на сене, а Искре, Палию и Самусю Федосья постелила в комнате. Им не спалось. Палий достал кожаный кисет и набил люльку.

– Ну, что остаешься здесь? – повернулся Самусь к Палию.

– Федосья и Семен хорошая будет пара, – сострил Искра.

– Хотелось, но нужно ехать и вышибить из Фастова панов, чтоб, аж перья с них полетели, не дадим панам изыматься над нашим народом. Потом вернусь сюда, заберу Федосью в свою хату, свадьбу сыграем.

– Нас пригласишь? – задал вопрос Искра.

– Как же без вас!

Самусь увидел, как при свете люльки блеснули глаза Палия.

– А с кем же ты думаешь выбивать панов? – спросил Самусь.

– Вначале своим полком, прибывшим со мной из Запорожья. Пойдет со мной и кое-кто из левобережных полков, а там начнут стекаться орлята в родное гнездо. Для этого я и посылал сотника разведать, что вокруг творится, есть ли еще живые казаки.

– Да, с Левобережной Украины к тебе пойдет немало людей, однако, что гетман Мазепа запоет. Ему не захочется, чтобы с его земель уходили люди.

– Про то не ведаю. Потому и собираюсь к нему податься. Может, как-нибудь и окручу его.

– А если не ехать к Мазепе, ведь эта земля по договору принадлежит Польше? Сам король Ян Собеский дал нам с тобой право заселять пустые земли и набирать полки.

– Как бы не так! – пыхнул люлькой Палий. – Неужто ты веришь в лживые письма короля, которые он писал нам после того, как мы взяли Вену? Знай: то хитрый дьявол. Он подбивает набирать полки, ему на руку. Будет сидеть за нашей спиной, как у Христа за пазухой, а мы с татарами друг другу губы драть станем за его здравие. А как только чутьчуть поутихнет, так и сунутся толпами сюда панки и князьки из Польши. Да и свои найдутся не лучше, как грибы после дождя повырастут, и опять народ застонет.

– Та-ак, – протянул Самусь, – теперь я понимаю, на кого надежду имеешь.

– Ты только сейчас это понял, а король давно это узрел и устроил за мной слежку. Попадусь я ему, мне не сдобровать, поэтому я и в Варшаву не поехал к нему на встречу, когда тебя утверждали наказным гетманом. Поехал бы я, за связь с Мазепой в тюрьму засадили бы и вечно мне там бы сидеть. А так, пока татары будут пустошить земли Польши, он будет меня терпеть на расстоянии.

– А только подаст ли Москва нам руку? – встрял в разговор Искра.