Еще большее удивление вызвало однажды появление Ветцеля в леспромхозовском клубе на вечере, посвященном 30-летию Победы, с четырьмя наградами на груди, среди которых была редкая в этих местах, никогда не бывших под оккупацией, потемневшая латунная медаль «Партизану Отечественной войны» 2-й степени.

Ветцель был старожилом района: он приехал сюда после войны и с тех пор его не покидал. Поразительная расположенность Липатия Львовича ко всем людям без исключения и без какого-либо деления на плохих и хороших, невзирая ни на какие их слабости и недостатки, воспринималась некоторыми как естественное следствие тихой и размеренной, не отягощаемой даже семейными заботами одинокой жизни; иным же казалось, что этот аккуратный благообразный старичок, с белой как лунь головой, себе на уме и не желает, в ущерб собственному здоровью и спокойствию, не только раздражаться, но и просто расстраиваться или волноваться из-за каких-то неурядиц. Кто бы мог подумать, что такой человек награжден партизанской медалью!

И уж тем более никто бы никогда не подумал, что в душе этого скромного человека с вечной доброжелательной улыбкой заложен заряд такой смертельной ненависти, какой хватило бы и более темпераментному человеку на три жизни.

Ветцель был одинок не по своей воле. Его престарелую бабушку, мать, отца и младшего брата-подростка расстреляли бандиты из эйнзатцкоманды «4-а», проходившей маршем через Чернигов. Беременную жену Липатия затоптал коваными сапогами унтерштурмфюрер СС Вальтер Штеймле. Двух старших сестер замучили пьяные полицаи 399-й черниговской оберфельдкомендатуры.

Поседевшего в двадцать восемь лет Липатия Ветцеля, бывшего уже в те годы известным портным, спрятала у себя дома семья русского сапожника; в ту же ночь Ветцель ушел из города и сумел прибиться к партизанам.

В отряде, где комиссаром оказался ответственный партийный работник, жене которого Ветцель сшил до войны коверкотовый, английского покроя костюм, Липатия, по его настоятельной просьбе, зачислили в группу подрывников, и он усердно изучал принцип действия колесных замыкателей и способы изготовления кумулятивных зарядов, а в остальное время латал партизанам старую одежду или перешивал из трофейного тряпья новую. Здесь, в отряде, он почувствовал себя рожденным заново.

Незадолго перед выходом на первое самостоятельное задание на базу привели для допроса эсэсовского офицера. Едва увидав перед собой фашиста, Ветцель вскочил с пня и, размахивая большими портновскими ножницами, с диким нечеловеческим воплем бросился на врага. Командир отряда, возблагодарив судьбу за то, что под рукой у Ветцеля не оказалось другого оружия, кроме ножниц, иначе не видать бы в живых добытого с таким трудом эсэсовца, немедленно приказал отчислить «храброго портняжку» (как прозвали Ветцеля в отряде) из подрывников и окончательно определить в хозвзвод. Комиссар к тому времени погиб, и вступиться за Липатия было некому.

Впрочем, и находясь в хозвзводе, Ветцель вполне заслужил свою партизанскую медаль. Освоив дополнительно шорное и сапожное ремесло, он ни минуты не сидел без дела; портняжничал, начиная от телогреек и маскхалатов и кончая подгонкой для разведчиков немецкого обмундирования; в то время и в тех условиях он делал то, что в полной мере могут оценить лишь партизаны.

В конце сентября 1943 года, войдя вместе со своей частью в освобожденный Чернигов, Ветцель бросился искать семью сапожника, которая спасла его от фашистов.

И тут он узнал такое, от чего впору было выть волком. Оказалось, что семью сапожника выдал провокатор. Сапожник и его жена скончались в страшных муках на допросах в комендатуре, а их четверых малолетних детей живьем сбросили в колодец. Имя провокатора осталось неизвестным. Во вновь организованном Черниговском управлении КГБ, куда обратился Ветцель, ничем помочь не могли, но заверили, что ни один изменник от возмездия не уйдет.

Однако имени провокатора не удалось установить и при последующих расследованиях дел гитлеровских пособников Возможно, предатель успел бежать с немцами, вполне также возможно, был разоблачен и расстрелян за другие преступления, но не исключалась также и возможность, что он сумел замести следы, жив и ходит где-то рядом. Сознание того, что предатель не установлен и, быть может, злорадствует над его, Липатия, горем и горем других людей, было невыносимо для Ветцеля. Он должен был найти провокатора во что бы то ни стало.

Заподозрив как-то одного из переживших оккупацию черниговцев, Липатий прибежал в управление госбезопасности с требованием немедля арестовать фашистского прихвостня. Выяснилось, однако, что человек, которого заподозрил Ветцель, был подпольщиком и за свою работу в тылу врага награжден орденом Ленина. Этот случай совершенно убил Ветцеля, теперь уже не потому, что не удалось найти предателя, а потому, что он заподозрил героя. Ветцель с ужасом вдруг обнаружил, что, бродя по разрушенным кварталам города, он всматривается с подозрением в каждого, кто встречается ему на пути. И тогда он понял, что, оставаясь в Чернигове, непременно сойдет с ума, подозревая всех и каждого и бросая тень на невинных людей.

Оказавшись в Западной Сибири, Ветцель почувствовал себя рожденным в третий раз. В этом лесном заболоченном районе, живо напоминавшем ему партизанский край, жили отважные работящие люди, удалью похожие на партизан. Так же, как партизаны, они длительное время проводили в лесу, выполняя тяжелую и ответственную работу; так же, как партизаны, они возвращались из лесу усталые и заросшие, но с чувством гордости за порученное им важное для народа дело; так же, как партизаны, они умели широко, бесшабашно отметить трудовую победу.