Он кивнул. Что еще он мог сказать?

Она снова подбоченилась и глубоко вздохнула:

— Ладно. Может, объяснишь, что здесь происходит?

Руби изо всех сил старалась держаться, хотя сейчас ей больше всего хотелось запустить в Дева чем-нибудь тяжелым. В какую игру он играет? И кем себя вообразил?

В углу мерцал торшер. В камине плясало пламя, в свете которого поблескивала кожаная обивка диванов и мягких кресел. Дев плюхнулся в одно из них, вытянув ноги, запрокинув голову назад, и уставился в потолок.

— Если хочешь, мы сейчас же уйдем, — сказал он, не дожидаясь ее следующей реплики.

Тихие и неожиданные слова заставили ее проглотить то, что она собиралась выпалить. Ей как-то расхотелось кричать и ссориться; она помнила лишь одну его фразу: «И мне очень не хочется ехать туда одному».

— Уйдем?

— Ну да, — ответил он. — В Дарлинг-Харбор есть неплохой ресторан… Надеюсь, для нас там найдется столик.

Руби присела на ручку кресла напротив Дева. Ее ноги оказались совсем рядом с его кожаными туфлями.

— Почему ты хочешь уйти с дня рождения матери? Учитывая, сколько пришло гостей, у нее, наверное, круглая дата?

— Шестьдесят лет.

Руби кивнула.

— Так почему ты хочешь уйти? — повторила она.

Он резко встал и сунул руки в карманы.

— Зря я сюда приехал. Сам не знал, о чем я думал.

— Что значит «зря»?

Дев смотрел на огонь.

— Да вот то и значит. Зря.

Он посмотрел на нее, но в тусклом свете она почти ничего не разобрала.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Руби.

Он покачал головой:

— Тебе и не нужно ничего понимать. Пошли.

Его пальцы сжали дверную ручку, но Руби проворно преградила ему путь.

— Мне не нужно ничего понимать? — Она зловеще прищурилась. — Хочешь сказать, что я должна была лететь с тобой неведомо куда и не задавать вопросов?

— Да, — ответил он. — Это было бы идеально. — Он отвернулся, потер лоб.

Руби заметила, что круги под его глазами стали более отчетливыми. Неожиданно она провела пальцем по его скуле. Он дернулся, но не двинулся с места.

— Сегодняшний вечер как-то связан с этим? — Она ласково погладила его по лицу, намекая на черные круги.

Их взгляды встретились; на миг он раскрылся. Он не просто безмолвно ответил «да», в его взгляде читалось нечто большее. В нем бушевала настоящая буря, о которой раньше она лишь догадывалась.

Но на поверхности были… Грусть? Горечь утраты? Да. И еще чувство вины.

Вскоре все прошло. Дев мягко, но твердо отвел ее руку от своего лица.

— Пошли, — велел он и снова потянулся к двери.

Руби снова дотронулась до него, накрыв его ладонь своей:

— По-моему, нам лучше остаться.

Он смотрел на их руки. Руби чувствовала его напряжение, скованность.

— Зачем?

— Затем, что ты сам хочешь остаться.

— Откуда ты знаешь? — удивился он.

Руби не знала — только чувствовала. Она пожала плечами, решив, что лучше вообще ничего не говорить. Она немного отстранилась. В конце концов, решать Деву. Она ведь в самом деле не знает, какие у него отношения с родными. Она последний человек, способный давать кому-то советы в семейных делах.

На самом деле Дев прав: ей и не нужно ничего понимать. Ни то, зачем он привез ее сюда, ни то, почему он хочет уйти, — и уж точно не то, почему его красивая, элегантная мать смотрит на него и с радостью, и с болью.

Она не хочет ничего понимать! Его дела ее не касаются.

Она ему никто. «Знакомая», как он сам сказал. Девушка на один вечер. И даже это неправда, хотя она чувствовала себя полной дурой.

«Коллега» — вот более емкое слово. Единственные отношения, которые их связывают, — отношения по работе.

Внезапно ей стало не по себе.

Несмотря ни на что, она могла думать только о Деве, о черных кругах у него под глазами.

— По-моему, мы должны остаться, — тихо повторила она.

Дев открыл дверь, пропуская ее вперед. Вид у него сделался расслабленный и равнодушный.

— Ну как? Готова? — спросил он, указывая на дверь.

Руби кивнула в ответ, и он следом за ней вышел в коридор.

Гости собирались в саду, выходя из больших раздвижных дверей. В траве стояли металлические обогреватели. Фонарики на солнечных батареях освещали дорожки между ровными живыми изгородями и тщательно подстриженными гардениями. Неподалеку, в парке Шелдон-Форест, высились тридцатиметровые эвкалипты. Роз Купер славилась своими приемами. Деву попеременно хотелось то остаться, то уехать…