Пёс в новом приливе энтузиазма заколотил хвостом.

"Извини, Мохнач! Извини, дружище, – злорадно подумал Негон.– «Но сейчас я испорчу твою репутацию».

И вышел. Вышел так, чтобы тень скрыла плечи и лицо. Остальное – пожалуйста, любуйтесь!

Мешковатая безмолвно рассматривала то, что ей показали. Долго. Негон встревожился: неужели не впечатляет? Ему самому на себя смотреть не хотелось.

– Ну, как? Нравлюсь?

Ответом был дробный стук каблуков и визг:

– Мохнач, ко мне-е-э!

Девица резво скрылась за всё тем же углом.

Убежала – и хорошо. Настырная какая попалась! Пялилась сколько!

Забавное приключение, нервная встряска от встречи со псом-сводником и мешковатой девицей положительно сказались на самочувствии Негона. Одно плохо – собачка тоже убежала. Жалко – опять одиночество в ночи. Ну, что ж, вперёд! Надо найти дом Грара. Там его одежда и доспехи. И шанс отомстить за себя, за Грара – за всё!

Плутая, всё ещё плохо ориентируясь, Негон набрёл на небольшой садик у перекрёстка улиц. Пробираясь через садик, вдруг совсем рядом, на почему-то сдвинутых скамейках Негон заметил ворочание, а затем услышал неожиданно прозвучавший взвизг. Автоматически отпрянув, он оказался на свету и задел что-то загремевшее.

Со стороны скамеек понеслись душераздирающие вопли один за другим. Возня на скамьях приняла лихорадочный характер. Это заставило Негона напружиниться и заинтересоваться: что же там твориться? Он шагнул вперёд… панический визг парализовал его на полушаге. Со скамеек взметнулись три тени. Одна споткнулась о спинку скамьи и рухнула, ударившись о дерево. Две другие тени, оказавшиеся раздетыми девицами-малолетками, рванули и на освещённом пространстве засверкали голыми задницами («Ха!.. Не я один голозадый в ночи. Нас много!»). У одной платье было поднято и закручено на уровне лопаток, на другой вообще никакой одежды не было, не считая спустившихся чёрных чулок, шмоток в руке и лифчика, растёгнутые тесёмки которого болтались на спине. Всё это отпечаталось в памяти Негона за ту секунду, пока девчонки с рекордной скоростью пересекали освещённое пространство. Третья тень испуганно, взахлёб подвывая, рыдала за скамьями, верно, сильно ударившись.

Надо помочь! Негон двинулся к ней. Вой усилился, и тень напролом полезла в кусты и, не вставая… побежала… как собака.

Собака?! Мохнач? За ним! В нынешнем болезненном состоянии Негон был вынужденно неуклюж, не так прыток и поэтому не догнал странного пса и тот выбежал из садика на освещённую улицу. Это оказалась такая же малолетка, как и две предыдущих. Брючины спущенных брюк (или ещё не надетых?) волочились за ней и, вероятно, трусики вместе с брючками застряли на коленях. Пацанка вырвалась из-за деревьев и, подвывая, так замолотила на четвереньках, что и на двоих не всякий бы догнал её. На миг она обернулась, и Негон увидел зарёванное, перекошенное гримаской страха детское личико.

Кажется, именно его испугались… Обидно, наверное, приняли за сатира.

Что же они там делали? Негон отправился к скамейкам. С глухим криком оттуда сорвалась четвёртая тень («Ё…! Сколько же их там?!»), бросив ему в лицо какой-то предмет. Предмет оказался башмаком в тряпке. Тень пропала, так и не выбежав на свет, и неясным осталось, кто это был: пацан или девчонка?

Непонятным было и то, что там делалось. То ли малолетки-бандитки насиловали пацана, тогда он их вовремя распугал; то ли девчонки по-детски играли во что-то взрослое – и теперь у них надолго пропала тяга к ночным играм. Что тоже неплохо.

Вдруг Негону привиделось, что на скамейках лежит ещё кто-то пятый. Только пошарив там руками, он убедился, что ошибся. Это была обувь, трусики и ещё что-то интимное, мелкое – он не стал разбираться и захватил с собой только тряпку, которую в него бросили. Платье-прозрачка, увы, маленького размера: с трудом удалось перевязаться им на талии. Зато, хотя и немного, но прикрылся.

Негон направился в сторону, куда убежала последняя тень.

Всё, хватит! Зайду в любой дом… Он опять представил себя перед телеглазком… Ладно платьице как–нибудь скроет… Хрен с ними! Не бродить же голышем до утра. Да, и не голый он теперь – не сатир, прикрылся, пусть лишь для вида, но приличия как-никак соблюдены. Только не надо соваться в закрытый подъезд – не хватало того, чтобы его рассматривали все жильцы дома. Не дай бог, там окажутся знакомые – до конца жизни не отобьёшься от насмешек.

Негон решительно шагнул в темноту ближайшего подъезда и столкнулся с большой пузатой женщиной. Негон обомлел – Леба! Он даже не понял, как оказался в метрах пятнадцати от подъезда. Внутри подъезда загорелся свет и Негон различил толстую старуху, светившую в темноту фонариком. Старушечий голос клял проклятых паразматиков, не дающих покоя ни днём, ни ночью.

Негон разозлился. Как он мог принять эту старушенцию за Лебу? Там три таких надо! Из-за пережитого страха он был зол и на себя и на старуху. Вот мымра – услышала шум, не поленилась, вылезла. Какая любопытная зараза – ей и ночь не помеха: дай углядеть, что там такое. Сейчас я ей покажу… сатира!

Перевязав платьице себе на лоб Негон стал подкрадываться ко всё ещё любопытствующей мымре. Когда до старухи оставалось метров пять луч фонаря поймал его фигуру и задрожал. Жутко квакующе захохотав и, противно и (как ему казалось) страстно завывая, Негон тихо двинулся на старушенцию. Та громко икнула, широко раскрыла рот, потом безвучно закрыла и опять раскрыла, закатила глаза и, уронив фонарик, брякнулась в обморок.

Паразитром в голове! Идиот! Доигрался… Вдруг старушка окочурилась? Негон склонился над ней…