— Ну, здравствуй, Эльвира.

Голос возник неожиданно. Сил поворачивать глаза не было, но она ощутила, что кто-то неизвестный появился в камере. Хотя, все замки были на месте, дверь никто не открывал. Человек, пытавшийся привлечь ее внимание, обошел лежащую девочку и стал напротив так, что бы она его видела.

Это был высокий брюнет с небольшой бородкой на турецкий манер. Правда, национальность его определить было затруднительно. У них в трактире пару раз останавливались турецкие купцы, она видела. Но это был типичный европеец, только смугловатый. И одет был в европейское платье. Черные панталоны, черный камзол, видимо, парадный. Черная шляпа с золотым пером и шпага в черных ножнах с золотым же витиеватым эфесом, разукрашенным драгоценными камнями.

— Понимаю, тебе сложно сейчас со мной говорить, не то состояние. Я помогу. — Незнакомец щелкнул пальцами.

Стало легче. Не сильно, но боль начала понемногу стихать. Она снова почувствовала руки и ноги, как будто те были здоровые, не сломанные.

— Прости, большего сделать не могу. Это облегчение только на время нашего разговора, и если я совсем уберу боль, то потом, когда она вернется, убьет тебя.

Эльвира привстала на здоровом локте и еще раз внимательно оглядела незнакомца.

— Кто вы? — прохрипела она. Незнакомец сел рядом на вдруг ниоткуда взявшийся стул и протянул ей ковш с водой, появившийся также как и стул, будто по волшебству.

— Выпей, поможет. Надеюсь, ковш воды обреченной на смерть не нарушит Договор?

Девочка жадно впилась в ковш трясущимися руками. Вода полилась по грязному подбородку, стекая на обожженную грудь. Но ей было все равно — это была вода, настоящая вода, а не та тухлятина, которую дают здесь, и то в очень маленьких количествах. Экономят на смертниках, сволочи!

Сразу стало легче. Оторвавшись от ковша, она спросила черного:

— Кто вы? Палач?

— Ну что ты, какой же я палач? Разве я на него похож? Нет, я совсем иной человек. Иная сущность, совершенно не связанная с твоей телесной смертью. Скажи, ты католичка? Веришь в Бога?

Эльвира неуверенно кивнула

— Дд-да…

— Ну вот, тогда ты должна верить и в меня. Хотя, почему верить? Вот он я! Собственной персоной!

— А кто вы? — снова спросила Эльвира, вообще ничего не понимая.

— Ладно. Скажу сразу, хотя, возможно, наш диалог с тобой на этом закончится. Я Сатана.

Девочка попробовала засмеяться, но издала лишь утробный кашель.

— Не надо, отбрось свое неверие. Если ты хочешь от меня чудес, пожалуйста. Вина? — и он протянул ей другой ковш, также из ниоткуда появившийся в руке. Она попробовала — правда, вино. Превосходное!

— Ты умная девочка. Давай не будем устраивать эти балаганные фокусы, чтобы проверить, что я — это действительно я.

Эльвира кивнула. Она ему верила. Сейчас она была готова верить во все, что угодно, даже в Сатану. Ей было все равно.

— Зачем вы здесь? Зачем я вам?

Сатана расхохотался.

— Это правильный вопрос. Хотя, немного не логичный. Я думал, ты все же догадаешься.

— Я добрая католичка, я верю в Господа нашего, и тебе не смутить меня лживыми речами!

— Браво! — Сатана захлопал в ладоши. — Это ты в церкви слышала, от святых отцов? Или от преподобного Жана?

Девочка смутилась.

— Ладно, давай оставим глупые философские диспуты обо мне, моих речах и делах, и перейдем сразу к делу. Я хочу тебе кое-что предложить, в обмен на кое-что от тебя.

Где-то Эльвира это уже слышала. Причем в этой же самой камере.

— О, нет! — воскликнул Сатана. — Мое предложение совсем другое! Просто иногда так получается, что люди предлагают совершенно разные вещи одним и тем же способом. Нет, мне не нужно твое предательство или ложь. Наоборот! Я всегда за правду и честь!

— Что же вы хотите?

— Твою душу.

Эльвира на мгновение потеряла дар речи.

— Мою душу? Вы хотите мою душу?! — она гневно сверкнула очами. Необычность обстановки, в которой это произошло, сильно позабавило ее собеседника, и он рассмеялся.

— Именно, деточка! Твою душу. Твою бессмертную душу!

— Тебе не завладеть ею, лукавый! — зло отрезала она.

— Я знаю. — Спокойно ответил тот. — Душой нельзя завладеть в принципе. Ее можно только отдать. Добровольно.

— Я никогда не сделаю этого!

— Ну, не будь так категорична. Может, хотя бы выслушаешь меня? Это не грешно, просто слушать. Отдавать — да, грешно, а разговаривать со мной — нет. К тому же, я могу сейчас уйти, и к тебе вернется боль. А общаясь со мной ты тянешь время, которое разделяет тебя и ее. Разве я не прав?