– Ты сможешь драться? – спросила Буги.

– Придется.

Мы больше не бежали, мы еле плелись, вынужденные быть осторожными сверх меры, потому что остались без помощи полумертвого Проводника. Кровь в моих ранах быстро свернулась, и грудь превратилась в грубый коричневый панцирь. Что ж, придется потом помучиться, выдирая из ран засохшие обрывки футболки. И еще необходимо все это промыть. Боль то наплывала, принося дурман и легкое головокружение, то уходила. А может, это от жары меня так мутило? Не могу сказать ничего определенного. Мы шли почти полтора часа, и к концу пути, как верно высказалась Буги, нас можно было брать голыми руками. Но нам повезло, нам просто несказанно повезло – нас так никто и не почуял. За все это время мы увидели лишь растерзанный каким-то падальщиком труп неспящего – огромный кусок вонючей слизи. Нам повезло.

– Все, Макс, – наконец сказала Буги, – мы пришли. Можешь умирать.

И я умер.

А ожил от того, что меня колотил озноб. Вряд ли я пробыл в забытьи больше часа, но этого времени, плюс дорога до Нулевой – хватило, чтобы мои раны дали о себе знать. У меня поднялась температура. Мне нужна была помощь, срочная помощь, которую могли дать только способности Проводника.

– Сабж, – позвал я и не узнал собственного голоса: я хотел крикнуть, но лишь едва слышно просипел.

– Он в отключке, – откуда-то сбоку ответила Буги. Она что-то растирала на куске пластика. – Сейчас я намажу тебя этой херней – Сабж сказал, что она остановит процесс заражения, – и перевяжу. Как только он восстановится, он тебе поможет.

– Я сдохну, – просипел я.

– Нет, не сдохнешь. – Буги зло вскинула голову. – Нам вдвоем с Сабжем не пройти весь Эпицентр.

– Тогда перевязывай, – успел ответить я, прежде чем снова провалиться в забытье, такое же приятное и прохладное, как минувшее утро.

Я вынырнул из темноты в когтистые лапы боли, вцепившейся в мои внутренности. Надо мной сидел Сабж, и его лицо – лицо жуткого старика, источающее, словно гной, зыбкий голубой свет, показалось мне страшнее всего, что я доселе видел.

– Терпи, – прохрипел старик и улыбнулся желтым оскалом, – будет еще больнее.

Но я не стал терпеть, я вспомнил, что когда больно, можно кричать, и заорал. А потом попытался отпихнуть от себя Сабжа, но что-то вцепилось в мои руки, что-то удерживало ноги, и даже голову я не мог поднять, только извивался всем телом, как в эпилептическом припадке, выгибался и падал. Кричать, срываясь на визг, – вот и все, что мне оставалось. Крик, судорожные движения парализованного тела и вечность боли, вспыхивающая созвездиями перекрученных сухожилий, вывернутого наизнанку кишечника, спорадически освобождающегося мочевого пузыря, горячей крови, стекающей из ноздрей в рот... Иногда боль смешивалась с яростью, и получался жуткий коктейль бессилия, но я пил его, потому что ничего другого мне не оставалось. Думаю, в эти мгновения я мог бы перегрызть себе руку, только чтоб избавиться от пут и достать ублюдочного старика, терзающего мою плоть. Но, к счастью, я не мог добраться до своих рук. Я сказал – мгновения, поскольку, как позже я выяснил, выведение яда ублюдков из моего организма заняло едва ли четверть часа.

А потом все кончилось: боль ушла, ушла мгновенно, и я, открыв глаза, увидел перед собой знакомое лицо Сабжа.

– Все, – устало сказал он.– Если пообещаешь, что не перегрызешь мне глотку, мы тебя развяжем.

– После того, что он тут орал, я бы подержала его так еще пару часов, – откуда-то сбоку сказала Буги.

– Развязывайте, – ответил я. – У меня такое ощущение, что я побывал в аду и выполз оттуда с полными штанами говна.

– Насчет ада не знаю, а вот обосрался ты точно, – кивнул Сабж. – Но это нормально, так происходит со всеми моими пациентами, так что расслабься. Тебя что, никогда Проводники не лечили?

– Нет, никогда. – Буги уже отвязала шнурки, которыми мои запястья были привязаны ко вбитым в землю колышкам, и я осторожно сел, прислушиваясь к тому, как реагирует на движения организм. Нормально, как будто и не было несколько часов назад горячечного жара. – Мне вообще до сих пор везло, Сабж.

– Что-то у тебя с реакцией, брат, – недовольно проговорила Буги, отвязывая мои ноги, – раньше ты бы не дал этому ублюдку уйти. И достать себя так легко не позволил бы.

Я медленно встал. Волна вони, разбуженная движением, чуть не вызвала рвоту.

– Я два года пиздился только с местечковой гопотой, – пожав плечами, ответил я, – немудрено. Мне надо помыться.

– В баке полно воды, – кивнул Сабж.

– Смотри, чтоб эти два года не обошлись нам с Сабжем слишком дорого, – все так же хмуро сказала Буги.

Она смотрела на меня с откровенным сомнением. Это, конечно, было обидно, но я понимал, что она права. Замедленная реакция сталкера могла подвести всю группу. Уверен, в тот момент Буги размышляла, не проще ли прервать трип и вернуться. Уверен, потому что и сам бы так думал на ее месте. В тот момент трещина между нами стала еще чуть больше за счет пары метров презрения молодого профессионального бойца к стремительно сдающему позиции старому. Но я не позволил себе об этом думать. Я повернулся к Буги и Сабжу спиной, разделся и долго и старательно отмывался от блевотины, кала, мочи, крови и всего того, что выплеснул мой организм в процессе очищения.

Когда я закончил, Буги и Сабж уже доедали свои порции, сидя у небольшого костерка. Моя, на бумажной тарелке, лежала на камне.

– Выходим завтра утром, – сказала мне Буги, – поешь и постарайся сегодня выспаться, чтобы окончательно привести себя в порядок.

– Я могу идти, Буги. Я в порядке.

– Нет, ты не в порядке, Макс, и я не хочу рисковать. Если бы я знала, что ты настолько сдал, я бы не согласилась идти в трип с тобой. Так что отдыхай и постарайся не подвести нас снова. К тому же Сабжу надо восстановить силы. Если погода завтра будет лучше, попробуем идти быстрее.