– Ну, я ведь точно ничего не знаю, – пожал плечами Сабж, – я только знаю, что Шляпники никогда и никому не причиняли вреда.

– Сабж!

– Слушай, ну что ты ко мне прицепилась?!

– А то, что если ты что-то недоговариваешь и это что-то реально тебя парит, значит, я не могу вести группу дальше, я вообще ее на хрен никуда вести не могу!!! Ни вперед, ни назад!

Сабж долго смотрел на нее, и я не знаю, чего больше было в его взгляде – злости или страха.

– Я думаю, – отмолчавшись, сказал он, – что эти две точки назначения, Территория Штиля и эта новая, они как бы мешают друг другу, потому и появились помехи. Как между двумя источниками радиосигналов. И я не уверен, что сумею от этого легко отделаться. Вообще не думаю, что сумею.

– Ты же сказал, что со временем все пройдет.

– Возможно, я смогу привыкнуть и научусь с этим справляться. Я уже теперь кое-что понял и начал приспосабливаться. Я знаю, где мы находимся, и смогу довести вас до Территории Штиля. Я доведу вас, сестренка...

Буги долго молчала, глядя в сторону, потом кивнула и сказала:

– Тебе придется нас довести. А если мы дойдем и больше не будем нужны отцу, я пойду с тобой к этой новой точке.

Сабж некоторое время настороженно смотрел на Буги, потом пожал плечами и сказал:

– Если она вообще есть.

– Если она вообще есть, – согласилась Буги.

Той ночью кошмар вернулся ко мне. Так часто этого никогда не случалось. Возможно, сказывался длительный перерыв в трипах. А может, это было связано с дорогой Безумных Шляпников. Не знаю.

Я опять стоял посреди бескрайнего заснеженного поля пацаном, каким помнил себя с детдомовских времен. И снова, оглянувшись, я не увидел следов, и знакомый страх холодными лапами сжал мне голову. Но в этот раз было что-то еще, что-то, что заботило меня куда больше, чем опасность остаться на этом поле навсегда. Какое-то свербящее воспоминание, заноза в памяти, смутный образ.

А потом я вспомнил обдолбанного вокалиста «The Doors». В то же мгновение снег перестал валить с неба и теперь только змеился над настом легкой поземкой. От этого мир стал еще более пустым, чужим и холодным. Но я с силой выдернул ногу из снега и поставил на наст. Потом медленно перенес на нее тяжесть тела и вытащил вторую ногу. Некоторое время приходил в себя, внимательно прислушиваясь к тому, как ведет себя снег у меня под ногами. Ничего не изменилось. Тогда я сделал первый шаг, потом второй, третий – снег держал мое мальчишеское тело, я не проваливался. И я пошел быстрее, стараясь держать направление. Потом перешел с быстрого шага на бег. Постепенно, по мере удаления от того места, где одиноко темнели в снегу два моих следа, я взрослел, становясь тем, кем был теперь. Что-то должно было произойти там, впереди. Что-то, к чему я непременно приду, если не собьюсь с пути...

– Макс! Макс, твою мать! Вставай, с Сабжем какая-то херня творится!

Я подскочил, рефлекторно нащупывая дробовик. Было еще темно, и слегка помятая, как старый шарик от пинг-понга, луна упиралась круглым боком в скат крыши одного из домов. Что-то было неправильно в этой темноте, что-то существенное изменилось. Хлопая глазами, я огляделся.

На самом краю площадки, там, где между домами стоял кирпичный забор, возились Буги и Сабж. При этом все тело Проводника излучало пугающий голубой свет, как будто он проглотил целый лоток елочных гирлянд. И Буги, сильная Буги, которой сам черт не брат, которая могла уложить полбара здоровенных мужиков-байкеров, явно сдавала под натиском тощего слабого Сабжа, который всегда чаще получал в морду, чем успевал дотянуться до чужой. Буги мертвым грузом висела у него на плечах, молотя коленями и свободной рукой куда придется. Иногда ей удавалось сбить его с ног, но каждый раз Сабж снова поднимался и, не обращая внимания на ее удары, делал еще несколько шагов к забору.

– Макс, твою мать! Помоги мне! – крикнула Буги, когда он снова поднялся с земли.

А Сабж без видимых усилий стряхнул ее со своих плеч и сделал рывок к забору. Одним прыжком он вскинул свое тщедушное тело вверх и вцепился руками в кирпичи. Буги успела схватить его за лодыжки, но он, словно не заметив дополнительного груза, стал медленно подтягиваться.

Стряхнув оцепенение, я бросился к забору. И успел как раз в тот момент, когда Сабж оттолкнул Буги ударом ноги. И она, та самая Буги, которую однажды на моих глазах безрезультатно пытались вырубить бутылкой скотча по голове, упала тряпичной куклой на землю и застыла там.

Совершив самый дикий прыжок в своей жизни, я дотянулся до ремня на брюках Сабжа. Воспользовавшись этим сомнительным рычагом, я уперся ногами в стену и сдернул светящегося Проводника со стены.

А вот потом порядок мироздания и логика бытия перевернулись с ног на голову. В прямом смысле. Схватив мою левую ногу, Сабж легко, словно деревянного Буратино, поднял меня вверх, размахнулся и отправил в свободный полет над площадкой. Полет был недолгим. Судя по количеству песка на зубах, я приземлился прямиком в песочницу.

Запулить человеком в 120 килограммов весом на пять с лишним метров я не смог бы и в лучшие годы. И тем более представить, что на такое способен тощий и слабосильный Сабж. Но, сплевывая песок и пытаясь восстановить ориентацию в пространстве, вынужден был признать, что, видимо, при определенных условиях возможно все. В том числе и мой приятель Сабж в роли техасского рейнджера.

Пока я принимал песочные ванны, Буги успела прийти в себя, встряхнулась и снова вцепилась в рубашку Сабжу, который значительно продвинулся в штурме кирпичного забора. Выкрикнув пару самых вычурных словосочетаний из репертуара знакомого докера, я бросился ей на помощь. И едва успел пригнуться, когда гибкое тело железной леди, словно бита для игры в городки, пронеслось мимо меня в воздухе и приземлилось точно туда же, куда только что упал я сам. Такая исключительная точность попадания наводила на мысль о том, что наш просветленный приятель питает какие-то нежные чувства к детским песочницам.