В ту же минуту Морозов заметил, что американец начал стрельбу: над бортом его гондолы появилось дуло автоматического ружья. Михаленко сделал поворот. Высота была три тысячи метров. Пилот-американец, заметив это, сделал тоже поворот для того, чтобы зайти сзади русского аппарата. У него было еще и то превосходство, что автоматическое ружье в руках наблюдателя поворачивалось как угодно, не то что пулемет Морозова. Американец был опытен. Он вертелся, как юла, ухитряясь уходить от ливня пуль, которыми уже начал поливать Морозов теперь уже определенно враждебную пиратскую вооруженную машину. Но выстрелы по бортам чужого самолета были безрезультатны. Морозов не имел возможности поймать его в прицел.

Михаленко, заметив это, стал приближаться к вражескому аппарату. И, благодаря удачному маневру, он добился того, что американец потерял его из вида.

В тот же момент, заметив, что преследуемый аппарат находится впереди, что расстояние между самолетами сокращается, Морозов уже твердо почувствовал приближение победы. И он упорно расстреливал настигаемый самолет.

Вдруг противный аппарат накренился, закачался, хотя пропеллер продолжал вращаться. Вглядевшись, Морозов понял, в чем дело: пилот был смертельно ранен. Он безжизненно склонил голову. Но рано еще торжествовать победу: второй пилот или механик быстро взялся за управление и выправил свой аппарат. Они опять выиграли время, потому что Михаленко и Морозову казалось, что все кончено.

Американец пошел вниз, и Морозов опять перестал видеть так ясно, как он видел несколько минут тому назад, что делается во враждебной машине.

Но вот противник очутился внизу. С новой силой, пользуясь его ошибкой, Михаленко пикировал на него, а Морозов начал обстреливать. Не прошло и двух минут, как вражеский аэроплан с разбитым мотором нырнул и пошел крутым штопором вниз…»

Очень скоро военная тема стала одной из основных тем Шпанова.

В годы Великой Отечественной в Москве отдельными выпусками печатался его известный фантастический роман «Тайна профессора Бураго» с прекрасными рисунками художника П. Алякринского. Всего вышло шесть выпусков (1943–1944). Три из них в 1945 году были, как это ни странно, повторены в далеком Абакане. А в 1958 году роман переиздали в новой редакции под названием «Война невидимок».

Два старых добрых друга – моряк Павел Житков и летчик Александр Найденов встречаются в доме известного ученого профессора Бураго. Бураго и Житков работают над проблемой невидимости для флота, а Найденов занят вполне фантастическим «оптическим ухом». Вокруг профессора роятся шпионы – (деталь, весьма характерная для тех лет, – Г. П.). – Потом профессор таинственно исчезает, оставив непонятную записку о якобы ошибочности сделанных им научных открытий. Загадка в романе следовала за загадкой. Не случайно Кир Булычев позднее с некоторой горечью отмечал: «Шпанов как фантаст превосходил всех массолитовских писателей. Он казался мне человеком, которому судьба подарила самородок. Вот он вытащил из тайги этот самородок – свой талант – и принялся, суетясь, отщипывать, отбивать, откалывать от него куски, пока весь самородок не промотал».

За «Войной невидимок» последовали повести «Ученик чародея» (1956) и «Похождения Нила Кручинина» (1956). За ними политические романы «Поджигатели» (1950) и «Заговорщики» (1952).

Шпанов одним из первых в СССР попытался рассказать о закрытых, никому неведомых тайнах Второй мировой войны, столь кардинально перекроившей мир.

«Надо объяснить людям, – напоминал он читателям слова Ленина, – реальную обстановку того, как велика тайна, в которой война рождается».

С чрезвычайным пиететом отзывался о политическом всезнайстве Шпанова писатель Юлиан Семенов. «Если хочешь научиться чему-то, – писал он мне в одном из писем, – учись у того, кто умел хватать успех за хвост. Учись у Шпанова огромности темы, исторической насыщенности. Просто так – это не получается даже у ловкачей». И указывал на невероятное количество реальных, всем известных персонажей, действующих в романах Шпанова, Это и Сталин, и Рузвельт, и Гувер. Это Димитров, Гитлер, Кальтенбруннер, Чан Кайши, Мао Цзэдун, Гесс, Даллес, капитан Рэм, короли и президенты, послы и писатели, физики и летчики.

И все же, заговорив о Шпанове, мы вспоминаем прежде всего военно-фантастическую повесть «Первый удар».

Отрывки из нее – «Гибель Сафара; Поединок» (с подзаголовком: «Главы из научно-фантастической повести «Двенадцать часов войны») – впервые появились в «Комсомольской правде» (август – ноябрь, 1936). В 1939 году повесть полностью напечатал журнал «Знамя». А отдельной книгой повесть о будущей войне вышла в том же 1939 году сразу в Воениздате, в ГИХЛе, в Гослитиздате, в Детиздате, в «Роман-газете» и в «Советском писателе». О том, что книгу специально торопились донести до читателей, говорят выходные данные первого издания: сдано в производство 15 мая 1939 года, подписано к печати 22 мая 1939 года.

Темпы невероятные. И не случайные.

Реальная близкая война волновала всех.

«Фраза о мире – смешная, глупенькая утопия, пока не экспроприирован класс капиталистов», – эту фразу Ленина помнили. Войны ждали, войны боялись. Советских летчиков обожали, от советской авиации ждали чуда. Любопытно, что в те годы в советской фантастике успели тогда отметиться чуть ли не все знаменитые летчики Герои Советского Союза. При этом Илья Мазурук («Незарегистрированный рекорд» и «Через два полюса») и Георгий Байдуков («Разгром фашистской эскадры. Эпизод из войны будущего») выступили не где-нибудь, а в «Правде», в самой главной партийной газете. В 1936 году Михаил Водопьянов опубликовал «Мечту пилота» в «Комсомольской правде». Этим он, кстати, не ограничился. «Старт: Новелла о ближайшем будущем» появилась в «Учительской газете» (1939), а пьеса «Мечта» – в журнале «Новый мир» (1940). Рассказ «Полет «Планеты» напечатал еще один летчик Герой Советского Союза – Александр Беляков.

Много шуму наделала в конце 30-х книга генерал-майора гитлеровской армии Франца Гальдера «Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа». Речь в ней шла о будущей молниеносной войне. Именно молниеносной. Утром 9 июля армады германских бомбардировщиков берут курс на Париж, а вечером 12 июля «французский и бельгийский посланники в Гааге передали британскому правительству просьбу о немедленном заключении перемирия».

Такую книгу не могли не заметить в СССР.

Ответом ей стал роман П. Павленко «На Востоке».