При этом он ежегодно ежедневно проделывал огромную работу по обработке коллекций, по научному редактированию чужих публикаций, давал множество устных и письменных консультаций, читал лекции и доклады, выступал по радио. Добавлю к этому: он читал и рецензировал по своей воле сотни и сотни чужих, присылаемых ему по почте рукописей. У меня хранятся первые, от руки написанные мною рассказы, на полях которых Николай Николаевич оставлял свои замечания, точные и глубокие. Его блестящая научно-художественная книга «Гомункулус» (1958), более строгие «Очерки по истории зоологии» (1941) и другие произведения этого жанра до сих пор остаются непревзойденными образцами жанра. А кроме них еще и «Смерть и бессмертие» (1925), «Человек в колбе» (1930), «Жизнь пруда» (1951), «Краткая энтомология» (1954), «Юному энтомологу» (1954), «Гомункулус» (1958), «Занимательная энтомология» (1960). Еще он великолепно переложил на русский язык работы Ж. Фабра – «Шестиногие» (1935) и «Жизнь насекомых» (1939), а также «Жизнь животных» Альфреда Брэма, несомненно, продлив жизнь этих книг в России.

Научно-художественные книги Николая Николаевича действительно художественные. «Бронтозавр», изданный в 1930 году, до сих пор меня восхищает не только своим материалом, но и тональностью, интонацией. Книжка не переиздавалась уже семьдесят с лишним лет, но все в ней свежо, все трогает.

«Лист, тихо кружась, упал на воду…

Иглы араукарий дрогнули и зазвенели на гибких ветвях…

Деревья чуть наклонились и снова выпрямились…

Едва заметны были розовые облака на горизонте. Солнце садилось.

В тинистой воде медленно поднимались большие пузыри. Они доплывали на поверхность воды, переливаясь красным, синим и желтым, и лопались. Мелкие круги разбегались от лопнувшего пузыря, бороздили воду и, сталкиваясь друг с другом, превращались в нежную рябь.

На смену лопнувшим пузырям поднимались все новые и новые.

Казалось – тинистая вода дышала.

Толстый слой ила и отмерших частей растений устилал дно огромного болота-озера. В этой разлагающейся массе жили мириады бактерий брожения, и радужные пузыри, прорывавшие сонную гладь озера, говорили о непрестанной деятельности этих обитателей темного дна.

Высокие деревья отражались в черной воде. Их ветви свисали над заболоченным озером, странные двухдольчатые листья чуть шевелились на длинных черешках.

Ветер дул с озера и нес с собою запах гнили и тины.

В густых зарослях папоротников, хвощей и кустов было тихо. Ни одна птица не мелькала в зелено-бурых ветвях, ни одна бабочка не порхала в поисках за яркими и душистыми цветами, ни одна пчела не гудела в траве. Цветов не было – были только листья и ветви, только высокие стволы и ярко-рыжие лепешки лишайников на их темно-серой коре.

Лес молчал и казался спящим».

Но нет, лес юрского периода не спит.

В его тени все живет, движется. Раскачиваются растения, цветут водоросли. Стрекозы, крабы, скорпионы охотятся друг на друга. А из треснувшей скорлупы огромного яйца вдруг высовывается беспомощная серая головка на длинной шее. Вот она моргнула глазами… Спряталась… Снова высунулась, испуганно заморгала… Это народился бронтозавр – дитя одного из самых громадных звероящеров, когда-либо существовавших на Земле. Он растет, он открывает мир. Высокий кустарник, папоротники и хвощей окаймляют озеро, на берегу которого он появился на свет. «Туман висел над озером, и сквозь этот туман тускло поблескивала грязная вода, покрытая тиной и водорослями. Высокие, словно бамбуки, хвощи торчали из воды, большие зеленые листья неподвижными лепешками лежали на ее сонной глади. Вдали, далеко-далеко от берега смутно виднелись над водой черные холмы.

Под ногами бронтозавра захлюпала болотистая почва. Ноги все глубже уходили в нее, он вытаскивал их с громким чмоканьем, брызгая илом и грязью. Огромные ямы оставались на следу бронтозавра, и в них тут же просачивалась вода.

Вытягивая вперед шеи, тыкаясь головками то в траву, то в кочки, то в ямы с водой, детеныши не то шли, не то ползли по трясине».

Первая еда… Первые сумерки… Первое утро…

«Много кругов на небе описала луна.

Много раз показывалось на востоке, катилось по небу и пряталось на западе солнце.

Много раз на смену длинным дням и коротким ночам приходили короткие дни и длинные ночи.

Много раз сменили свои вайи папоротники, и много раз роняли араукарии одряхлевшие иглы.

Много раз линяла саламандра, и много раз над озером кружились в воздухе только что появившиеся на свет мухи и комары…»

Все проходит в вечном круге женщины.

Вырастает, живет и уходит, наконец, и наш ящер.

«Бронтозавр качнулся, зашатался, выровнялся и снова замер на месте… Качнулся опять… Все труднее ему было удержаться на ногах. Ноги подгибались, туловище давило на них, давило на хвост…

Шея легла на воду, туловище задрожало, пошатнулось и исчезло под водой. Вода плеснулась, круги побежали к берегам, зашуршали высохшими хвощами.

Только раз еще всплеснулись волны – длинный хвост взметнулся и тяжело протянулся по дну.

Огоньки, плясавшие над водой, несколько ночей были ярче и крупнее, чем обычно. Это были «огоньки бронтозавра» – из разлагавшегося тела ящера выделялось много газов».

Круг замкнулся.

А вот научно-фантастическая повесть «Недостающее звено» издавалась не раз.