— Да, — ответ последовал, едва лишь малявка выдохлась. — Специально. Ты не в детской сказочке. Герой с пистолетом всех спасать не придёт. Это ты — герой с пистолетом. Это ты должна просчитывать каждое действие врага. Это ты должна помнить, что с другой стороны — такой же хитрожопый сучий потрох, которому совсем как тебе хочется победить и выжить!

— Женя! — устало возмутился учитель. — Что за слова при ребёнке? Это непедагогично!

— Я Че, а не Макаренко! Нашёл педагога! Её в каждой детской книжке пичкали, что герой должен взять пистолет и пойти умереть за Родину, — любые остатки вежливости расточились полностью. — Ты себя очень хорошо будешь чувствовать, педагог, если она и правда возьмёт ствол и пойдёт убьётся? Только честно?

— Нет, — угрюмо сказал в ответ Арон Моисеевич.

— Мы — не герои. Мы — не военные. Мы даже не команда! — последняя реплика в исполнении Вашей Покорной уже куда больше походила на крик. — За полдня три раза всерьёз поцапались. Я уж молчу, кто и сколько раз тут за пистолет хватался!

— Ты, кто, — обиженно вставила Ксения.

— Потому и молчу! — кажется, малявка хотела что-то добавить, но слушать её дальше у меня уже не осталось ни малейшего желания. — Раз мы вписались тащить за всю Красную Армию два поезда беженцев, так и нечего думать, что всё теперь будет по-нашему! Сколько там человек в этих вагонах? Триста? Пятьсот? И каждый из них сейчас думает, что это мы — те герои, которые их спасут. Всех. Разом. Как в книжках. А в жизни не бывает как в книжках. Само по себе — не бывает! Никогда!

Ксения подавленно молчала.

— Мечтать, что все получится — это замечательно! — уже спокойнее продолжила Ваша Покорная. — Только вот хорошо бы ещё думать, что делать, если не получится. Иначе можно встать на стоянку, а утром проснуться в окружении чужих автоматчиков! Если вообще проснуться!

— Женя, — снова вмешался Романенко. — Хватит. Мост разбомбили.

— Ура! — торжествующе заверещала Ксения. — Я же говорила!

— Не тот, — угрюмо оборвал её военный. — Перед нами.

Ну, здрасте! Приехали.

Для разбомбленного мост выглядел на удивление целым. Хорошо заметные с высоты боевого колосса позиции каких-то маленьких автоматических зениток, наверное, имели к этому некоторое отношение. Рядом с мостом и в реке валялась пара заметно побитых вагонов-теплушек. Ещё два висели на краю моста. Вокруг деловито суетились люди.

На другой стороне, вдоль насыпи железной дороги, приткнулись несколько пропылённых грузовиков и куда больше замученных сельской жизнью телег. Мост заполоняла пёстрая толпа рабочих — вперемешку подростки и взрослые, мужчины и женщины, явно из окрестных деревень. Военным оставалось только руководить.

— Хоть где-то порядок, — на удивление бодрым тоном прокомментировал это Романенко. — Смотри, как по учебнику работают!

Один из повреждённых вагонов содрогнулся и неторопливо развалился на куски. Часть тут же попадала в реку, над остальным повисло облако белёсого дыма. Едва оно чуть рассеялось, толпа деревенских принялась доламывать всё, что осталось.

— Резка взрывом, уборка трезвым, — машинально вырвался задумчивый комментарий. — Фёдор Дмитриевич, а вам не кажется, что их тут как-то маловато для полноценного заслона?

— В смысле? — не понял военный.

— В прямом, — даже приблизительный счёт по головам давал человек пятьдесят, считая зенитчиков. — Тут несколько пукалок делают вид, что, прикрывают мост, пока через него ещё может хоть кто-то проехать. С танками они просто ничего поделать не смогут, пехоту на бронетранспортёрах тоже надолго вряд ли задержат. Рядом с ними — саперы, которые режут повреждённые вагоны толом. Взрывчатки у них в грузовиках просто ящиками, совсем не два вагона расковырять. Вам не кажется, что наш радиотелеграф подозрительно давно молчит, и мы про что-то не знаем?

— Надо с ними поговорить! — влез учитель. — Я…

— Лучше я, — результат его прошлой одиночной прогулки вызывал сомнения в том, насколько вообще стоит отпускать Арона Моисеевича в одиночестве хоть куда-то.

— Нет, — отрезал Романенко. — Не имеем права оставить машину без движения. Я…

— А ты сам не спустишься, — возразить на безжалостную реплику воену-инженеру оказалось уже нечем. — А если даже спустишься, вспомни, как тебя сюда вдвоём запихивали.

— Я! — разумеется, не вытерпела Ксения. — Я могу!

— Ладно, годится, — кажется, моё согласие вызвало у егозы неподдельное изумление — она-то настраивалась бороться за своё право на прогулку в центр событий зубами и когтями. — Отыщешь там какого-нибудь лейтенанта посимпатичнее, и приведёшь сюда. Калибр у них мелковат, чтобы мы к ним за чем-то другим бегали.

Судя по тому, насколько энергично Ксения принялась торопливо выпутываться из привязных ремней, она так и не поняла, что её назначили обычным принеси-подаем.

О, ками-сама, ну какая же это глухомань!