Тем временем просека закончилась.

Мы снова оказались на пропылённой насмерть сельской грунтовке. Выглядела она так, будто утром её целенаправленно вспахало стадо мотолыг. На обочинах кое-где попадались остовы грузовиков таких древних, что помнили, наверное, ещё бегство Наполеона из России.

Ну, может, чуточку поновее.

Дед и пацан заметно нервничали. Понятное дело, в таких краях преимущество на трассе наверняка у самой тяжёлой машины. Собьют зилком-говнососом по залитым глазам вместе с лошадью, доказывай потом из могилы, что ехал согласно правилам. Очень это кому-то поможет, а моим безутешным родственникам — особенно.

Басовитое гудение в отдалении сначала не показалось чем-то достойным внимания. Далеко не первое за сегодня, оно уже давно воспринималось как обычная деталь шизофренического сельского пейзажа.

На деда оно произвело совсем другое воздействие. Он даже попытался как-то подхлестнуть свою клячу, с нулевым, впрочем, результатом.

Гудение приближалось.

— Эй, — поведение деда пугало. — Что происходит, а? В чём дело?

Вместо ответа тот сорвал ружьё с плеча, остановил телегу и встал на облучке в полный рост. Вопросы дед игнорировал. Гудение приближалось. Чуть в стороне приглушённо набирал воздух, готовясь вот-вот шумно завыть, малолетний дедов правнук. Ствол винчестера двигался как башенная установка КПВТ — плавно и целеустремлённо.

— Гах! — винчестер деда зримо подпрыгнул. Возле ствола повисло синее облако дыма от явно самодельного патрона.

— Щёлк-клац! — рычаг, таким привычным движением, прыгнул вперёд-назад. Затвор выплюнул дымящуюся гильзу, и дед снова приник к прицелу.

— Гах! Щёлк-клац! Гах! — выстрел следовал за выстрелом, артритные пальцы в глубоких морщинах двигались быстро и уверенно, без малейшей дрожи.

— Хлюп-хрясь! — оранжевая молния трассера просто разрубила деда напополам. Кровавые брызги, фрагменты винчестера и согнутый баранкой ствол мелькнули перед глазами. Безголовое тело покачнулось и упало под колёса телеги. Бешено завизжала и забилась покалеченная лошадь.

— Диду! — крик пацана заглушил даже предсмертные лошадиные крики. — ДИДУ ПАНАС!

Гудение в небе возвращалось.

Небесный охотник шёл на второй заход.

— Беги, — короткое слово потребовало таких усилий, что перед глазами снова потемнело. — Слышишь, придурок малолетний? Беги!

Завывая, как сирена путинского кортежа, пацан кинулся прочь от замершей посреди грунтовки телеги.

Короткий треск очереди — и стук босых пяток оборвался. На его место пришёл оглушительный гул мощного двигателя. Характерно вытянутый силуэт — жёлтая окантовка, серо-голубой фюзеляж и широкие балкенкройцы на плоскостях, размытой молнией промелькнул в считанных метрах над дорогой и унёсся вдаль.

Перед глазами снова встали нарисованные самолётики Хомяка, за которыми он запросто мог сидеть пару суток подряд с перерывами только на поесть и посрать с полным компьютером других таких бездельников.

Прозвище этого знала даже Ваша Покорная: худой.

Me-109.

Хомяк про такие ситуации трындел много и с удовольствием. С его точки зрения, священный долг каждого русского — попасть в прошлое, где и задушить грязными носками хотя бы одного чёрта, беса или нерусь, помыть сапоги в атлантическом океане и задушить ещё кого-нибудь.

А то чего они тут?

Когда же завоевание мирового господства путём расстрела нарисованных самолётиков, танчиков и корабликов с неподобающими знаками различия на корпусе давало сбои, все его доморощенные шизомилитаристы собирались в кучу на специально выделенных сетевых ресурсах и дрочили на свою нехитрую философию так, что с потолка за шиворот стекало.

Наши доисторические предки, насколько известно Вашей Покорной, где-то так и эволюционировали, фетиши с мамонтами на стенах пещер тому свидетелями. Довольно быстро эволюционировали, тысячелетий за сорок. Наверняка, и у этого молодого, подающего надежды, племени впереди лежало настолько же светлое будущее.

Примерно в тех же исторических границах.

Только вот о том, каково это — шлёпать босой ногой по раздолбанной дороге под визг смертельно раненой лошади, они, почему-то не задумывались. Никто и никогда. Или брелок забирать из мёртвой ручонки пацана, который теперь навсегда останется пятилетним.

И безымянным.

А ты ни похоронить их не сможешь, ни даже помочь как-то. Тебе бы кто-то помог.

Ага.

Подавляющее большинство друзей Хомяка о такой ситуации рассуждали с позиций маньяка-педофила дорвавшегося, наконец, к посту директора сиротского приюта. Причём в Заполярье, на земле Франца-Иосифа, откуда сиротки, ха-ха, никуда уже не денутся.

Вроде как стоят они такие, в белом, и указывают, как правильно Хрущёва за педерастию в народном хозяйстве насиловать, а тот кричит, вырывается, и обещает внедрить командирскую башенку на марсианском треножнике с тепловым лучом, радары загоризонтного обнаружения на трёх гальюнных лампах и одной военно-морской кочерге, и ещё какую-нибудь ерунду.

Песни Высоцкого о подвигах бойцов горно-водолазных частей на вечерах культурного досуга малых народностей ташкентского военного округа по-дой-дут.