– Которого восемь миллиардов, – сказала она.

Я сказал злорадно:

– Ага, уже и ты видишь, что их многовато?

– Мы тоже они, – ответила она.

Как и обещала, она позвонила на другой день ближе к полудню. Решение в целом принято, я должен все бросить и мчаться со всех ног, а там она встретит и проведет, так как у меня все еще нет пропуска.

– Не лопни, – посоветовал я, – какая гордыня, пропуск у нее, видите ли…

– Завидовать нехорошо, – сообщила она. – Жду. Звякни, когда свернешь с трассы.

В кабинете Мещерского рядом со столом расположился в кресле тот самый красномордый генерал, на коленях исполинский планшет, но едва я вошел, тут же закрыл, бросив на меня взгляд, переполненный подозрением, словно у меня на груди бодро болтается табличка с надписью «Агент Госдепа».

Мещерский кивнул мне и указал на свободное кресло.

– Владимир Алексеевич, – сказал он с подъемом. – Дело сдвинулось с мертвой точки. Хотя вообще-то оно и не стояло, у нас все решается быстро… В общем, формирование особого отдела – дело решенное.

– Отдел по ликвидации глобальных катастроф? – уточнил я.

Он кивнул.

– Да, хотя он и называется отделом по рассмотрению. Рассмотрению этих самых глобальных. Но вообще-то в его функции будет входить именно ликвидация. Это само собой разумеется, но во всем мире избегают таких вот откровенных названий.

– Человечество изолгалось, – заметил я. – Избрехалось.

– Ложь создала общество и культуру, – напомнил он. – В общем, кораблю быть!.. На рассмотрении у нас было четыре кандидатуры…

– Маловато, – сказал я. – Отдел мог бы быть и больше.

Он усмехнулся, посмотрел на генерала. Тот пробасил раздраженно:

– Четыре кандидатуры на должность руководителя!

Мещерский добавил:

– В конце концов сошлись на вас, дорогой наш профессор. Нам рекомендовали на должность руководителя проекта пригласить вас.

Я дернулся.

– Какого руководителя? Речь шла о советнике или, на худой конец, консультанте! Вот так и предложи что-то нужное. Все-таки я ученый, а не военный!

Генерал сказал с неохотой:

– Да, лучше бы это поручить военному, но руководство решило, что это больше научный проект, хоть и связанный с проблемами безопасности. Потому во главе должен стоять ученый.

Я возразил:

– Простите, но я с ходу назову два десятка ученых мирового уровня, перед которыми я как муравей перед слонами!.. Пригласите их.

– Вы серьезно? – спросил Мещерский.

– Абсолютно, – заверил я.

Они переглянулись, Мещерский сказал с доброжелательной ноткой:

– Уже то, что вы совершенно искренне отказываетесь, а вашу искренность подтверждают десятки датчиков, мониторящие ваше состояние, уже говорит в вашу пользу. Вы не карьерист, не выскочка…

– Ну спасибо, – сказал я саркастически.

Он кивнул с невозмутимым видом.

– Пожалуйста. А еще у нас очень любопытная характеристика на вас из мест… из очень турбулентных мест.

– От кого? – спросил я настороженно.

Он ответил с насмешкой:

– От целого ряда лиц. И все характеризуют вас с несколько неожиданной стороны.

Генерал при этих словах недовольно хрюкнул, перебил Мещерского:

– Я сказал бы, что они дают вам слишком завышенную оценку, но эти люди точно не могли сговориться, так как находятся, скажем уклончиво, по разным сторонам баррикад. Скажу честно, я был против вашей кандидатуры, но именно их оценка несколько изменила мою точку зрения.

Мещерский сказал с широкой улыбкой:

– Не отказывайтесь, Владимир Алексеевич!.. Вы не представляете, какие были соискатели этой должности! Но вы подходите и как ученый с широчайшим кругозором… и как человек, который может действовать очень активно.

Генерал смотрел на меня с новым интересом.

– Да, – подтвердил он. – В интересах государства.

Я понял, что он хотел сказать, и даже то, от кого услышал эту фразу и почему именно повторил. Генерал, сторонник жестких мер, с первой встречи заподозрил меня в мягкости, не понимает, что ученые смотрят на мир совсем не так, как писатели и артисты, из которых и получаются всякие там правозащитники. Мы реалисты, если для спасения тысячи нужно убить одного, убьем, а не будем заламывать руки и кричать в слезах, что это негуманно.