— Ян Млинек. Отец — надзиратель в топольчанской тюрьме. Но это не важно. Он тоже ненавидит "швабов".

Мы побеседовали и договорились о следующем:

Ян через отца устраивается в ту же тюрьму на любую черную работу — истопником или дворником. Ведь и там нужен свой глаз, свои уши.

Так и было сделано.

И вот теперь, имея в виду как раз топольчанского "Метелика" ("Мотылёк") (такую конспиративную кличку получил у нас Ян Млинек), я обещал ребятам Сечанского попытаться помочь. Лишь только сказал всё это связному, как в комнату заглянул мой всегда улыбчивый адъютант Коля Трундаев:

— Товарищ майор, к вам гость…

Смотрю, из-за спины Николая выглядывает смущенный Ян. Не знал я тогда, что и делать: то ли радоваться — на ловца и зверь бежит, то ли сердиться.

Ведь Яну строго-настрого из конспиративных соображений было запрещено отлучаться из города и тем более появляться в расположении базы партизан. Его могла опознать гестаповская агентура».

Это было, разумеется, рискованное действо агента, но никогда опасность не преодолевается без риска. Как говорится: не отважится человек на риск — не увидит счастья, а отважится и останется живым — встретит его, положенное ему счастье непременно.

Дело в том, что агент «Метелик» принес срочную и важную информацию. Он рассказал, что уже несколько суток в топольчанской тюрьме гитлеровцы пытают русского по имени Саша. Парень мужественно переносит побои и издевательства немцев. Он упорно молчит. А ночью привезли свеженького пленника, по его словам, молодого парня — советского лётчика.

— Он весь переломан гестаповскими волчарами, на теле рваные, причем свежие, раны и многочисленные ссадины. Его тоже будут наверняка пытать, — будучи добрым и чувствительным по природе человеком, чуть ли не со слезами на глазах обрисовывал обстановку с двумя пленными советскими гражданами Ян Млинек.

Зорич заметил:

— Надо, «Метелик», помочь нашим парням в освобождении. Подумай хорошо, как и кого мы сможем задействовать по облегчению сначала режима их пребывания в тюрьме? А потом, сам понимаешь…

Он не успел ещё договорить фразу, как Ян смело продолжил её — по выводу их из гестаповской неволи! Побега! Выкрасть их надо!

— Правильно мыслишь — в счастье не следует быть чрезмерно самоуверенным, а в беде не надо терять уверенность, — всё же продолжил мысль майор Зорич. — Большое и важное дело делается спокойно при наличии хорошей продуманности очередных шагов. Прежде чем идти, каждый человек просчитывает свои шаги по выбранному пути — тротуару, тропинке, болоту.

Покинув лагерь, Ян через приятеля-переводчика антифашиста — звали его Ержи — сделал всё возможное, чтобы русские оказались в одной камере. А по ночам словацкие парни подкармливали узников: то лишнюю пайку хлеба передадут, то вручат по кружке кипятка, разбавленного сливовицей для поддержания жизненного тонуса, то дадут по кусочку колотого сахара, а то искренне улыбнутся. Последнее было немаловажной психологической подпиткой — рядом сочувствующие, рядом патриоты, а может, и освободители.

Пленники понимали, что в тюрьме действуют если не друзья, то явно ребята, добрые по характеру. А словаки Янек и Ержи ещё знали другое — долго их держать в тюрьме не будут, если не замордуют при допросах и пытках, то непременно в скором времени расстреляют. А лётчика могут и повесить: самолеты русских тогда много бед наделали гитлеровцам.

Слово Святогорову:

«И тогда мы вместе с "Метеликом" разработали конкретный, хотя и дерзкий, план операции по спасению боевых товарищей. Надо было видеть, с какой гордостью сидел за штабным столом наш смелый Янек.

Ещё бы! Он не только наравне со мной и капитаном Путиловым планировал операцию, но и становился её главным участником, основным исполнителем!

"На дело" отправились вечером, чтобы к месту операции прибыть к полуночи, когда в тюрьме было меньше людей. В телеге, кроме Янека, сидели партизаны Алоиз Ковач, Дюло Шкваренина и руководитель операции Данило Грунтовой. Документы имели безукоризненные, под тужурками — пистолеты, гранаты, финки.

Подъехали никем не останавливаемые к площади, и под покровом ночи каждый занял своё заранее обусловленное место. Данило засел на чердаке пустующего дома, откуда были хорошо видны входные ворота тюрьмы. Вид был, как на ладони.

Алоиз обосновался у тюремной ограды. А Дюло, растворившись в темноте, медленно прохаживался недалеко от ворот. Ходил по самой кромке площади.

Янек был занят своим будничным делом: он отправлялся на топливный склад, где обычно получал брикеты бурого угля для тюремной кухни. Привычно загрузив телегу, паренек поболтал со сторожем, угостил сигареткой и, не торопясь, подъехал к тюрьме. Часы пробили полночь. Значит, в тюрьме остался лишь дежурный надзиратель да несколько солдат в караулке.

Янек нажал кнопку звонка, и тут же появился знакомый караульный по имени Франц. Впустив истопника, он постоял рядом, наблюдая за тем, как тот не спеша сбрасывает брикеты. Потом он заторопился: в караулке ждали его друзья с картами.

— Я пошел, — бросил он на ходу. — Да и ты поторапливайся, если хочешь сыграть с нами.

Теперь надо было действовать быстро и точно по плану.

Прихватив пузырек с хлороформом, полученный у нашего доктора Сухаренко, и большую марлевую салфетку, Янек поспешил в тюремную контору. Как и предполагал "Метелик", надзиратель спал, обхватив руками телефон, соединяющий тюрьму с гестапо.