С руководством наркомата Латвии у меня сложились неплохие отношения. У министра Эглита и его первого заместителя Сиекса жены были очень общительны, и моя Маша быстро нашла с ними общий язык. Мы ходили в гости друг к другу и даже выбирали время в воскресные дни выезжать на природу, на пикники. В этот круг входил командир 5-й дивизии внутренних войск с женой, кстати, весьма культурной и образованной женщиной. Иногда разделял нашу компанию начальник республиканской милиции А. А. Кошелев.

Несмотря на это мне приходилось иногда становиться на защиту своих соотечественников. Националистический душок бывало проявлялся у министра, и мне приходилось втихую прибегать к помощи первого секретаря ЦК Латвии Я. Э. Калнберзина, который был настоящим интернационалистом и меня всегда поддерживал.

Летом 1946 года состоялся Пленум ЦК ВКП (б) Латвии, на котором стоял один вопрос: «О политическом положении в республике». Я был на этом пленуме по гостевому билету. Открывал пленум второй секретарь ЦК Латвии И. К. Лебедев. В президиуме сидели секретарь по идеологии А. Я. Пельше, представитель ЦК ВКП (б) Н. Н. Шаталин и от НКВД СССР Бабкин. Тогда во всех прибалтийских республиках были постоянные представители Центра.

Доклад делал Калнберзин. Подводя итоги года, прожитого после Победы над фашизмом, докладчик наряду с положительными результатами в работе партийных и советских органов подверг критике ряд серьезных недостатков, допущенных работниками партийных и советских организаций, указал на недостаточную борьбу с профашистским националистическим подпольем. Критика была объективной.

После перерыва начались прения по докладу. Выступления в основном проходили в духе доклада и дополнялись деловыми предложениями. Слово предоставляется министру просвещения Латвии (фамилии, к сожалению, не помню), и он вдруг обрушивает целый поток клеветы и помоев на Советский и особенно русский народ, на засилье русских в Латвии и утрату традиций латышского народа.

Этот министр, член ЦК ВКП (б) Латвии, произнес обвинительную речь как прокурор. Это была речь в злобном антисоветском духе, в ярко выраженном националистическом стиле. Видимо, он ее заранее основательно готовил и не один. Вот основные тезисы его выступления.

«В партийных и советских учреждениях вытесняется латышский язык и внедряется русский, все делопроизводство ведется только на русском языке». Это была ложь и клевета, так как в республиканских учреждениях делопроизводство было смешанным, но в основном латышским. В уездах все делопроизводство шло только на латышском языке.

Далее. «Русские не хотят изучать латышский язык». И здесь – только доля правды, потому что мы изучали его, общаясь с латышами постоянно. Это я знаю по собственному опыту, так как четыре года каждый день разговаривал с латышами и знал разговорную речь. Больше мне было не надо, я не собирался оставаться там на всю жизнь. Вообще языки прибалтов и скандинавов не очень популярны на международном фоне, хотя не спорю, каждому дорог свой язык. В латышских школах дети учились на родном языке, театры работали и ставили спектакли на латышском, кинотеатры – тоже. Мы с большим удовольствием посещали латышские музеи. Никто и никогда не посягал на культурные ценности латышского народа. Министру образования это было хорошо известно.

– «Русские в Латвии захватили все руководящие посты». Это тоже была очередная ложь. Сам оратор был латыш. В ЦК партии республики, за исключением Лебедева, все секретари были латышами, министры – тоже. Мой первый заместитель Утен был латыш, замечательный работник. Практически почти весь руководящий состав был из коренных латышей либо из обрусевших латышей, бежавших в Советский Союз при наступлении гитлеровцев. У нас они находили приют и работу.

– «Русские захватили в Риге лучшие квартиры и дачи на Рижском заливе и пользуются различными благами» – этот тезис министра просвещения также не выдерживал критики. Да, квартиры нам выделял горсовет, и мы за полученную площадь исправно платили.

– «Русские относятся к латышам пренебрежительно, смотрят на нас свысока». Это была полная ложь и клевета. Мы хорошо знали, что латышский народ трудолюбивый и скромный, и ни у кого из нас никогда не возникало чувство зазнайства или чванства.

Вот такие негативные факты преподнес этот оратор. Слушать их спокойно было просто невозможно. Поэтому я не выдержал, встал и крикнул:

– Все это ложь и клевета на русский народ!

После выступления министра объявили перерыв. Меня неожиданно пригласили в комнату президиума пленума. Ко мне подошел Лебедев и спросил:

– Ты слышал, что говорил последний выступающий?

– Да, я слышал этого националиста.

– Мы тут посоветовали и решили, что такому выступлению надо дать серьезный отпор. Подходящей кандидатурой для этого мы считаем тебя. Во-первых, ты русский. Во-вторых, можешь рассказать пленуму, сколько крови пролито за таких вот националистов.

Я взмолился, прося Лебедева найти кого-либо другого, а меня освободить от этой миссии, так как я не готовился для такого выступления.

– Ничего, выступишь. И сделать это надо обязательно резко.

Вспоминаю, с каким волнением я поднимался на трибуну пленума, когда председательствующий объявил мою фамилию и должность.

«Я – русский, – так я начал свое выступление. – Меня, как и других моих соотечественников, направило сюда Советское правительство для оказания помощи латышскому народу в восстановлении и укреплении Советской власти в Латвии. Вместе с войсками с боями входили мы на латышскую землю и в Ригу. Прошел уже год после Победы над фашистами, и за это время, как видно из доклада, многое сделано. Но что мы с вами слышим из выступления последнего оратора? Нельзя без возмущения принимать его злопыхательскую, националистическую речь. Он оскорбил советских людей и вооруженные силы, ибо они, советские воины вместе с патриотами-латышами, освобождали республику от фашистского порабощения. Позволительно спросить этого оратора: почему он стал министром и членом ЦК партии, почему он остался цел и невредим и может с высокой трибуны лить грязь на советских людей? Потому что он бежал, как трусливый заяц, при наступлении немцев. Но куда? В Россию, которая его пригрела и приютила, но вовсе не для того, чтобы, вернувшись на родину, он прививал яд национализма латышам, а не дружбу между нашими народами.