— Ей нужен врач! — закричал Стив. — Вы что, не видите — она не может отвечать на вопросы. Ее нужно куда-нибудь перенести…

— Стив, милый, не волнуйся, — сказала соседка, подавшись вперед, словно желая успокоить его. — Я уже позвонила доктору Уильямсу. Он сейчас придет. — Несмотря на напускную озабоченность и тревогу, она явно наслаждалась происшедшим и уже предвкушала, как назавтра будет рассказывать обо всем соседям. — Я у вас была — маме твоей помогала, Стив, милый, — поспешно продолжала она, — а потом домой вернулась, мне же тут два шага, ты же знаешь, милый, напоить своих чаем, а потом вдруг слышу — шум, крики, я — назад: взглянуть, что там с твоей мамой стряслось, и тут вижу: из дома вылетают двое парней жуткого вида. Я, конечно, в дом и вижу… бедная твоя мама… Я сразу позвонила в полицию, в «скорую помощь», доктору Уильямсу… — Она явно ждала похвалы за то, что в такой ситуации сумела сохранить присутствие духа, но Стив никак не отреагировал.

На полицейского рассказ тоже не произвел никакого впечатления.

— Значит, вы ничего не можете добавить к тому, что уже говорили об их машине? — спросил он.

— Было темно, — защищалась она.

— Так, светлая, небольшая машина. Больше ничего не помните?

— Я вообще-то не обращаю внимания на машины.

«Лучше б ты обращала», — подумал каждый, но вслух этого никто не сказал.

Я кашлянул и неуверенно обратился к полицейскому:

— Не знаю, смогу ли я помочь, возможно, вы хотите пригласить своего фотографа, — но у меня в машине есть фотоаппарат, я могу заснять сейчас все, что нужно.

Он удивленно вскинул брови, потом подумал и согласился. Я взял обе камеры — с цветной и черно-белой пленкой, крупным планом сфотографировал разбитое лицо миссис Миллейс и широкоугольным объективом снял комнату. Мать Стива стоически перенесла свет фотовспышки, и я закончил работу очень быстро.

— Вы профессиональный фотограф? — спросил полицейский.

Я покачал головой.

— Нет, просто давно этим занимаюсь.

Он сказал, куда послать готовые фотографии. Когда я записал адрес, приехал врач.

— Не уходи пока, — попросил Стив.

На его изможденном лице было написано такое отчаяние, что я решил остаться. Мы сидели на ступеньках в холле и ждали, пока кончится суматоха.

— Не знаю, что делать, — сказал Стив. — Теперь я не могу водить машину, а маму нужно будет навещать. Сейчас ее заберут в больницу. Вообще, можно, конечно, взять такси…

Я подавил вздох и предложил свою помощь. Он благодарил меня так, словно я бросил ему спасательный круг.

В конце концов мне пришлось пробыть у Миллейсов всю ночь, потому что, когда мы вернулись из больницы, Стив буквально валился с ног, и я не мог оставить его в таком состоянии. Было уже десять часов вечера. Мы не ели со вчерашнего дня. Я сделал омлет, а после стал убираться в доме.

Бледный, измученный Стив сидел на краешке дивана. Он ни разу не пожаловался на боль, и, хотя его лицо искажала мука, он едва ли вообще что-то чувствовал. Стив говорил только о матери.

— Я их убью! — повторял он. — Сволочи!

Как всегда — сплошь эмоции и ни капельки здравого смысла, подумал я. Случись Стиву с его весом в 61 килограмм столкнуться с этими громилами, ясно, кто кого убьет.

Я пошел в дальний конец комнаты и подобрал разбросанные журналы, газеты, старые письма и плоскую коробку с крышкой размером 25 на 20 сантиметров для фотобумаги. Знакомо.

— Что с этим делать? — спросил я Стива.

— Да просто сложи где-нибудь, — неопределенно ответил он. — Мы их храним на полке возле телевизора.

Облицованная деревом пустая журнальная полка валялась на ковре.

— А это папин мусорный ящик — вот эта старая оранжевая коробка. Он держал ее на полке с бумагами. Никогда не выбрасывал. Сколько лет уже так лежит. Смешно, правда? — он зевнул. — Да ты не старайся особенно. Соседка все сделает.

Я подобрал с пола прозрачный кусок пленки шириной семь и длиной двадцать сантиметров, несколько полосок 35-миллиметровых цветных негативов, проявленных, но «слепых», и фотографию миссис Миллейс, испорченную брызгами реактивов на шее и волосах.

— Наверное, в папином мусорном ящике лежали, — сказал Стив, снова зевнув. — Можешь выбросить.

Я бросил их в мусорную корзину вместе с разорванной надвое очень контрастной черно-белой фотографией и несколькими цветными негативами, заляпанными пурпурными пятнами.

— Он сохранял их, чтобы всегда помнить о худших ошибках, — сказал Стив. — Поверить не могу, что его больше нет…

В ящике для бумаг лежал еще один очень темный снимок. На нем я разобрал смутные очертания человека, сидящего за столом.

— Нужно? — спросил я.

Стив покачал головой.

— Это все папины отходы производства.

Дамские журналы и кусочки дерева я положил на полку, а письма сложил горкой на столе. На полу остались осколки разбитого сервиза, останки разнесенной в щепки швейной машины и опрокинутая набок маленькая конторка. Из ее ящиков каскадом высыпалась писчая бумага. Цель этих бессмысленных разрушений была очевидна: ошеломить и запугать. Именно поэтому преступники старались произвести как можно больший шум.