Правда, никаких коммемаративных шагов или инициатив вроде создания Музея раскрестьянивания или памятника его жертвам – в исторически корректном контексте общесоюзной катастрофы в постсоветской России не возникло. Зато оказавшуюся таким образом «бесхозной» память об этом преступлении с энтузиазмом подхватили во Львове и Киеве. Для этого, правда, пришлось учинить явлению двойное обрезание – тематическое (ограничившись одним только голодом 1932–1933 гг. и его жертвами) и географическое (ограничившись Украинской ССР и регионами РСФСР – Ростовская область, Краснодарский край – с высокой долей украинцев в этнической структуре). Только в таком обрезанном виде можно было попробовать общесоюзную трагедию выдать и за чисто украинский феномен – и за «геноцид» (пользуясь удобной расплывчастостью этого понятия).

Тут историю от политики ничем не оторвать.

Политическое бытование понятия «Голодомор», рожденного в среде украинской эмиграции в Канаде, в украинском официозе началось в 1993 году, когда его перенял президент Кравчук в указе «О мероприятиях в связи с 60-летием голодомора в Украине». В 1998 году президент Кучма установил официальную мемориальную дату (последняя суббота ноября) для отмечания «Дня памяти жертв Голодоморов» (или «Дня памяти жертв Голодомора и политических репрессий»), а в 2003 году президент Ющенко и парламент утвердили официальную его интерпретацию как «геноцид украинского народа».

В отношении к этому тезису я солидарен с Александром Бабенышевым, который, узнав о проекте украинского закона о Голодоморе, тут же заранее и наперед его злостно нарушил, предложив себя украинскому правосудию в качестве ответчика:

«Можно ли называть случившееся геноцидом? // Факт голода, замалчивавшийся советской властью и отрицавшийся некоторыми западными учеными, сегодня ни у кого не вызывает сомнения. Также бесспорно, что голод был прямым следствием политических действий правительства СССР. В первую очередь коллективизации. Отобрав у крестьян землю и скот, государство уничтожило заинтересованность сельского жителя в результатах труда и тем самым резко снизило уровень производства. При этом власть получила монопольное право распоряжаться всей сельскохозяйственной продукцией. // В этом страшном новом мире не существовало никаких обязательств государства перед сельским жителем. <…> Период 1931—33 годов был столкновением этих чудовищных правил и не готового им подчиниться селянства. Голод был кульминацией этой борьбы. Осознав, что сопротивление ведет к неминуемой гибели, сельский житель сдался. // В этой неравной битве правительством были изданы десятки законов и распоряжений, которые демонстрируют не только желание получить свою долю урожая, но и намерение наказать крестьянина, нанести ему чувствительный ущерб. Была запрещена торговля хлебом и зерном на рынках в областях, не выполнивших государственный план сдачи зерна. <…> // Эти чудовищные приказы, очевидно, могут быть названы актами геноцида крестьянства, поскольку принимавшие их руководители знали, что их реализация приведет к гибели множества людей. Но невозможно согласиться с тем, что жертвами их были люди только одной национальности или граждане одной республики. В Украине под их действие равно подпадали и украинцы, и русские, и евреи, и болгары. Большие потери понесло население Крыма, не входившего тогда в состав УССР. // А украинская Донецкая область находилась в самой высокой категории снабжения, куда, кроме нее, входили только Москва и Ленинград. <…> // Сильно пострадали от голода Ростовская область, Ставропольский и Краснодарский края, Среднее и Нижнее Поволжье, и Казахстан, где была в это время запрещена хлебная торговля. В то же время 23 января 1933 года был снят запрет с колхозной торговли хлебом в Киевской и Винницкой областях, выполнивших план хлебозаготовок. Таким образом, ни Украину, ни собственно украинцев нельзя выделить как отдельный объект геноцида. Они страдали так же, как и многие другие сельские и городские жители СССР, в одних случаях намного больше, в других – меньше» [88] .

Своего апофеоза политика выкручивания у Клио крыльев достигла в конце ноября 2008 года, когда на Украине – в год 75-летия Голодомора – отмечался День памяти жертв политических репрессий и Голодомора.

28 ноября 2006 года, после того, как Верховная Рада приняла закон № 376-V «О Голодоморе 1932–1933 в Украине» [89] , его подписал президент Украины Виктор Ющенко. Подписывая, он заменил в нем «геноцид украинской нации» на «геноцид украинского народа» и исключил в последний момент норму об уголовной ответственности за отрицание Голодомора [90] . И закон вступил в силу в тот же день.

В нем всего пять статей, процитируем первые две: 1) «Голодомор 1932–1933 годов в Украине является геноцидом Украинского народа» и 2) «Публичное отрицание Голодомора 1932–1933 годов в Украине признается надругательством над памятью миллионов жертв Голодомора, унижением достоинства Украинского народа и является противоправным» [91] .

Но самое интересное не в этом. В преамбуле утверждается, что «Голодомор признается актом геноцида Украинского народа как следствие умышленных действий тоталитарного репрессивного сталинского режима, направленных на массовое уничтожение части украинского и других народов (выделено мной. – П.П.) бывшего СССР».

Из первой же статьи эти «другие народы» выпали. Насколько принципиален этот нюанс, можно не объяснять.

Никакого правоприменения статья 2 не получила, а сама процедура, по которой должно осуществляться наказание за противоправие, не установлена.

Странно, потому что желающие испытать его строгость на своей шкуре давно есть. Тот же Александр Бабенышев, например:

«Насколько я знаю, господа депутаты, вы предусмотрели наказание за несогласие с вашим постановлением. Я принимаю ваш вызов. Я публично заявляю, что вы ошибаетесь, что чудовищный голод 1931—33 годов не был ни геноцидом украинцев, ни геноцидом жителей Украины. Я не боюсь вашего суда, как никогда не боялся законов и неправедных судов советской власти.

И я обвиняю вас. От имени жертв голода, с которыми я нерасторжимо связан вот уже несколько десятилетий, я обвиняю вас в том, что 15 лет назад вы не приняли закона о помощи жертвам коллективизации и голода – тогда их было в стране еще несколько миллионов. // Я обвиняю вас в том, что вы не организовали в то время серьезного научного изучения коллективизации и голода. // Я обвиняю вас в некомпетентности, безответственности и неуважении к этой страшной трагедии, в поспешном и бездумном принятии закона, который будет способствовать не восстановлению исторической истины и справедливости, а розни между людьми и народами» [92] .

Но ни на любезное предложение А. Бабенышева, грубо нарушающего этот закон своим аргументированным несогласием [93] , ни на его встречные обвинения украинское правосудие почему-то не ответило.

И хотя ООН, ПАСЕ, ЮНЕСКО и Европарламент не признают Голодомор геноцидом да еще исключительно украинского народа, но многие субъекты международного права это признали!

А так все логично: если называть Украиной все, куда ступала нога украинца, то Украина, конечно же, глобус, а голодомор – холокост. Логично, но даже не географично, отчего украинский разговор о голодоморе – это всегда и одновременно разговор и об историоморе.