Шрифт:
— Рокс.
Рокси Тэйлор была на месяц или два младше меня и всегда была дружелюбной — до сумасшествия дружелюбной. Можно было бы запросто отделаться от неё, как от фальшивки, но она была по-настоящему хорошим, приятным человеком.
Я этого не понимала.
Люди любили меня, но лишь те, кто мог видеть вещи, которые другие не могли, они не знали человеческой натуры, даже то, что люди могут использовать или ранить их. Я пыталась ненавидеть Рокси, но у меня не получалось, и часть меня, которая никому не доверяла очень хотела не доверять ей тоже, но не могла, даже когда я была уверена, что никто не мог быть дружелюбным всё время. Но Рокси никогда меня ни о чём не просила. Никогда не заставляла чувствовать меня так, будто со мной было что-то не так. Мне всегда было интересно, что не так с ней, раз она хотела быть моим другом. Она ухмыльнулась — она сняла свои брекеты с того времени, когда я видела ее последний раз, и обняла меня.
— Я так рада тебя видеть!
Дерьмо. Я не хотела такого внимания, но было бы ложью, если бы я сказала, что было неприятно узнать, что кто-то был счастлив меня видеть, что часть меня не хотела обнять её в ответ. Не важно, что тоненький голос внутри кричал мне не доверять ей. Я позволила себе воспользоваться этим моментом.
— "Дайки1", — проворчал кто-то. За этим последовало несколько смешков. Затем кто-то сказал: — Нет, чувак. Она как ангел смерти или что-то вроде того.
Я отпрянула от Рокси и повернула лицо к зрителям. Что раздражало меня больше, чем ухмылки, так это выражение неподдельного страха. Я имею в виду, что иногда я думала, что страх это хорошо, но когда люди боятся тебя — это разные вещи, особенно когда я не давала им повода для этого.
Пока что.
— Если бы я была ангелом смерти, думаешь, я бы здесь находилась?
Они, казалось, задумались над этим, их коллективный мозг пытался найти связь.
— Почему ты здесь? — спросил блондин с прыщом на подбородке. Услышав его голос, я поняла, что это он сказал "Дайки". Его звали то ли Аарон, то ли Альберт или как-то еще. Я помню его с прошлого года. — Разве тебя не должны были закрыть с остальными отсталыми?
Мои щёки покраснели, когда люди засмеялись, но я не отвернулась. Домашнее образование было единственным путем, с помощью которого я могла вернуться в школу. Я старалась изо всех сил, чтобы не отстать. Рен была здесь со мной.
— Они выгнали меня, потому что им нужна была комната для твоей мамы.
Не очень умно, но это первое, что пришло в голову.
— И я не отсталая, дебил. Я сумасшедшая, а между этими понятиями есть разница. Которую ты бы понял, если бы твои родители не были братом и сестрой.
Ещё больше смеха, но на этот раз я развеселила их, они смеялись не надо мной.
Эндрю — так его звали, покраснел, что сделало его прыщ ещё более уродливым. Я хотела ударить его каблуком моей туфли, пока моя нога была внутри. Грубо, да?
— Сучка.
Я выгнула бровь.
— Серьёзно? Это лучшее, на что ты способен?
Рука опустилась на моё запястье. Я посмотрела вниз, ожидая, что это Рокси. Это была не она. Это была Рен. Чёрт.
— На кого ты смотришь? — требовательно спросил Эндрю. Потом его выражение лица озарилось пониманием, счастливым пониманием. — Твоя сестра здесь? Твоя мёртвая сестра?
В книгах кровь героини иногда "стынет в жилах", но это не так. Стыла не кровь, стыло все остальное, но кровь была будто горячая бритва, что резала все твое тело. Я подняла голову. Смех перешел в хихиканье.
— Не смей говорить о моей сестре.
Не нужно было ничего говорить.
— В любом случае, как она умерла? — спросил Эндрю с усмешкой. — Держу пари, твоя мать увидела, что тебя две и пришла в бешенство. Она знала, что убила не ту? Ей следовало убить тебя.
Никто не убивал Рен, она была мертворожденной, и наша мать никогда не смогла бы забыть такую потерю. И да, я бы удивилась, если бы умирал всегда тот, кто должен.
Рядом со мной переливалась фигура Рен, а очертания ее были размыты. Вот, что происходило, когда она злилась. Очень сильно злилась. Она угадала мои чувства, словно я бросила их перед ней на пол. Это значило, что я должна была быть очень аккуратна, когда лгала ей.
Мои волосы поднимались от ее злости как от ветра.
— Не нужно, — прошептала я.
— О, ты собираешься плакать? — плаксиво спросил Эндрю. — Я тебя расстроил?
Я встретила его пристальный взгляд, который горел огнем и тепло прошло внутри меня, как сухой летний ветерок на жарком пляже. Вот чёрт.
Я пообещала себе, что это не случится. Это был лишь второй чудный день. Рен перешла в меня, ее характер прекрасно мне подходил, словно перчатка, которую портной сшил под мою руку. Она улыбнулась моими губами.
— Она говорила не с тобой.
Это был не мой голос — он был ниже и мягче.