Магистрат, собравшись в полном своем составе, решил, что никто более не достоин этой расцветшей и сорванной на кровавом поле битвы розы, как императрица Августа, которая была истинным ангелом-хранителем и попечительницей всех раненых, и с этой целью отправил к ней для поднесения розы целую депутацию. Но императрица, со свойственной ей скромностью, отклонила это подношение и просила отослать розу в лазареты на поля битв, где работали неустанно сестры милосердия и многие высокопоставленные дамы и девушки. «Там, — сказала она, — найдется достойная более меня». А до того времени роза была вставлена в роскошную рамку под стеклом и повешена в маленькой молельне императрицы, где она проливала столько слез и проводила столько бессонных ночей, молясь за родину и за бедных героев и их матерей. С этой-то розы, служившей как бы символом благородного рыцарства, и были сняты многочисленные фотографии, хранящиеся как изображение исторического памятника во многих немецких семьях.

Что касается достойнейшей, то и на полях битвы не нашлось более достойной, чем императрица Августа, а потому ей же по окончании войны она была и поднесена.

Но не одна императрица удостоилась чести получить розу с поля битвы, — такую же розу получил и сам император. Это случилось 19-го августа 1870 года в Горзе, небольшом городке недалеко от Седана.

У открытого окна одного из деревенских домиков сидел тяжелораненый офицер, держа в здоровой руке розу. Вдруг раздались крики: «Едет, едет король!», и у самого окна действительно показался король. Мгновенно вспыхнули щеки молодого офицера румянцем, и, не зная, как выразить свою глубокую преданность, свой, может быть, навеки прощальный привет возлюбленному монарху, он бросил ему единственное сокровище, которым в данную минуту обладал, — свою розу.

Король приказал поднять эту розу и вложил ее в петлицу. Доказательством тому, что он не забыл об этом подарке, служит следующее собственноручное письмо, посланное им много времени спустя бросившему эту розу полковнику фон Цедлицу:

Рождество 1871 г.Король Вильгельм».

Другим воспоминанием об этой розе служит памятник, воздвигнутый в Горзе. Памятник этот изображает скалу, наполовину прикрытую национальным прусским черно-белым знаменем. Наверху скалы, посередине, стоит каска пехотинца, обвитая дубовым венком, листья которого покрыты сильной росой слез. К каске прислонен орден железного креста с лентой. А под всем этим, внизу, в середине широкой золотой рамы помещена сделанная из матового серебра роза императора.

Переходя к нашему отечеству, надо сказать, что к нам роза впервые попала лишь в XVI столетии, как это мы узнаем из записок «Rerum Moscovitarum Cornmentarii» немецкого посла барона Герберштейна при русском дворе в 1517—1526 годах. Роза, конечно, в это время была лишь достоянием царского двора и некоторых сановников, народ же был с ней незнаком4.

Некоторые немецкие ученые, однако, предполагают, что празднуемая у малороссов и белорусов испокон веков «русальная седьмица» имеет своим происхождением римские розалии, которые сперва перешли к славянским племенам на Балканском полуострове, а оттуда уже и к нам. Седьмица эта, как известно, ведущая свое начало от языческих времен, совпадает с праздником Св. Троицы, во время которой и теперь у балканских славян уцелел обычай бросать розы с церковной колокольни.

О русалиях мы не раз встречаем упоминание в разных старинных летописях, в том числе и у Нестора, который в летописи от 1067 года, восставая против всех языческих суеверий, говорит, что дьявол отвлекает людей от Бога «трубачи и скоморохи, гусльми и русалиями». Празднества эти сопровождались плясками, музыкой и переряживанием.

Существует даже мнение, что и название русалок происходит от русальи, так как они, по народным поверьям, начинают выходить из воды поиграть, начиная с Троицына дня, и только тогда уже разгуливают по земле и живут в лесах на деревьях.

Что касается до самой розы, то как украшенье наших садов она стала появляться лишь при Петре I и особенно при императрице Екатерине II, что видно из следующего курьезного случая.

Однажды, в царствование императора Николая Павловича, генералу Клингену было поручено сопровождать мать государя, императрицу Марию Феодоровну, в Царское Село. Прогуливаясь по парку, генерал был удивлен, увидев часового, стоявшего с ружьем у совершенно пустого места на дорожке. Заинтересовавшись этим, он обращался с вопросом о причине нахождения часового ко всем придворным, но никто ему не мог ответить — все говорили только, что так полагается по регламенту. Тогда он стал наводить справки в С.-Петербурге у высшего начальства и получил ответ, что пост этот занимает часовой уже более 50 лет и что в приказах только значится: «сохранять пост, находящийся в 500 шагах от восточного павильона».

Приезжая время от времени в Царское Село и отправляясь осматривать почти каждый раз загадочное место, охранявшееся часовым, генерал мало-помалу заинтересовал этим вопросом всех и даже самую императрицу. И вот однажды он, наконец, узнал от нее следующее.

Оказалось, что часовой этот был поставлен здесь по приказанию императрицы Екатерины II, которая, прогуливаясь как-то раз по саду, заметила великолепную только что распустившуюся розу и, желая поднести ее на следующий день в подарок одному из своих внуков, приказала приставить к ней часового, чтобы никто ее до этого времени не сорвал. На следующий день, однако, она забыла про понравившуюся ей розу, а часовой так и остался.