Annotation
Ничего в мире не меняется. Скука правит людьми. Трагедия А. С. Пушкина, повторившись спустя почти 150 лет, превратилась в трагифарс.
Клейман Борис Маркович
Клейман Борис Маркович
Долгое прощание
1
ДОЛГОЕ ПРОЩАНИЕ
Скука - отдохновение души...
А. С. Пушкин
Дед ремонтировал утюг. Он отвинтил ручку и осторожно снял верхнюю крышку, под которой асбестовый лист скрывал вольфрамовую спираль.
– Так, - сказал дед задумчиво, - и где же она у нас погорела?
– Дед, - удручённо сказал Игорь, - давай я тебе новый куплю. С терморегулятором. С паром. Непригарный.
Игорь помогал деду - держал в руках пассатижи.
– Молодой ишшо, не понимаешь.
Дед водил отвёрткой по спирали, которая издавала жалобный треск. Два человека сидели за столом, кроме деда, и они одновременно вздохнули. Так же жалобно, как и спираль. За спиной моложавого стояли два таких же моложавых. Они жевали жвачку и с интересом смотрели на руки деда. Руки были замечательные: коричневые пальцы гнулись плохо, но держали крепко; ладони, морщинистые и мощные могли, казалось, сломать всё, что зажмут. И ногти - ровные, обработанные и мраморные.
– Тогда открути снаружи изоляторы и отсоедини спираль. Зачем тебе знать, где она перегорела?
– Это верно. Надежда, что твои мозги шевелятся, крепчает день ото дня.
Дед пальцами, чуть поморщившись, отвинтил снаружи крепление изоляторов, как и советовал внук. И вытянул полхвоста спирали.
– Так как же, Лазарь?
– спросил второй, сидевший за столом; одет он был в строгий серый костюм, несмотря на летнее солнце, кремовую чистейшую рубашку с галстуком.
– Твоё слово решает.
– А вот и обрыв!
– радостно сказал Лазарь.
– Будем менять! Сходи-ка в сарайку, на верхней полке справа стоит картонная коробка. Найди в ней запасные спирали, - обратился он к Игорю.
– А под верстаком поищи коробку с асбестовой нитью.
– Дед, давай купим "филипс" или "бош".
– Голландцы под немцами пять лет пролежали. Один переводчик, сюда приезжал, сказал мне: "Я немцев не люблю. Я из-за них всю войну голодал". Бедолага. В университете там лекции читает. Нынче сытый. А у немцев я покупать не буду ничего и никогда. Хорошая у них была фирма в тридцатых-сороковых годах. Машинен фабрик "Топф унд Зоне". Лучше уже не создадут ничего, слава Богу.
Игорь ушёл.
– Лазарь, - напомнил скромно о себе серо-костюмный; за его спиной тупо смотрели в стену две гориллы с крутыми лбами; жвачку они не жевали - они стояли истуканами.
– И у японцев тоже. "Сам сунь" этот ихний...
Лазарь вытащил из утюга останки спирали, от которой полетели асбестовые крошки. Потом он стал зачищать электропровод, старинный, обмотанный хлопковой цветной нитью.
– Скажи мне, Витя, - наконец ласково обратился Лазарь к молодому, - у тебя мама была?
– В смысле?
– опешил тот.
– Женщина, которая тебя родила, воспитала, вынянчила бессонными ночами?
Виктор пожал плечами и хотел что-то ответить.
– Молчи. Знаю. Была. И не шалава подзаборная. Она тебя с ладони своей ягодками кормила. Смородина, крыжовник, вишня. Ты какую больше любишь?
– Рябину, - ответил Витя.
– На коньяке.
Его сотоварищи показательно заржали. Сотоварищи серого не дрогнули даже ресницами.
– И покупала она тебе эти ягодки у бабушек стаканчиками. В газетном кулёчке. И радовалась, когда ты, чмокая, глазёнками лучился от удовольствия. И ты, значит, этих бабушек решил обложить?
– Они на моей территории.
– Витя! Витя... Ты оглянись, только шею не сломай. У нас здесь заводы где? Фабрики? Одно молочное хозяйство только на турбазу работает да типография. Где у народа деньги, Витя? У той бабушки от ейной власти двадцать шесть рублей пенсии как колхознице. Испугайся и вздрогни. Эти садоводы только за счёт приезжих и живут потом всю зиму.
– Пусть сеют мак. Я куплю.
– Где твой холодный пот? Его нет вместе с сердцем...
Витя взвился:
– Что-то я не догоняю. Мне забили стрелку, чтоб я слушал про свою душу? И от кого? Чтобы этот жидяра обрезанный мне про маму втирал...
Он очень неаккуратно правым указательным ткнул в сторону Лазаря. Лазарь взял в воздухе его палец.
– Какое у тебя погоняло, Витя? Как тебя зовут в народе?
– Колорадо его зовут, - сказал серый.
– Типа, жучок на полях.
Молодые жвачные перебегали глазами с одной фигуры на другую, не зная, что им делать.
– Жидяру я тебе прощаю, Витя Колорадо, а вот за маму твою - нет. Оставь старушек.
Лазарь положил палец Виктора на кухонное полотенце и взмахом ножа отрубил его. Пацаны, опрокинув табуретки, вскочили с мест и... не успели. Им в лица уставились чёрные стволы "Глоков". Опытные гориллы пристально смотрели на прыткую молодёжь, мало знающую, ничего не умеющую.