Сигарета возбуждала воображение, провоцировала целлулоидные галлюцинации де Мейера, Стайхена, Гюне и Ребиндера. Они попадали под ее терпкое очарование и возвели в ранг высокого искусства. Сигарета развязывала язык, придавала значительность случайным жестам, завершала модный образ. Тонкий финальный белый штрих возле остро очерченного рта, глянцевитый «шингл» в легком расфокусе серебристого дыма – и garconne готова.

Впрочем, не совсем. Еще нужно было уметь водить – мягко и уверенно. Автомобиль тогда ворвался в пору своей шумной безудержной молодости, соблазняя всех на пути – в том числе «мальчишек», обожавших скорость, риск, блеск и визг. Они прекрасно себя чувствовали за рулем тяжело гремящего четырехместного кондюита и элегантного бегливого «Торпедо» с откидным кожаным верхом.

Реклама курительных принадлежностей от компании Mappin&Webb

Журнал Vogue (Paris), 1925. Архив О. А. Хорошиловой

«Гарсонки» кое-что смыслили в починке и порой не боялись давать указания мужчинам-меха-никам: те только посмеивались. Они умели позировать возле авто – горделивая осанка, чуть вздернутый подбородок, широко расставленные краги и острые углы локтей. Они умели позировать в авто – одна рука на руле, другая на дверце, разворот головы на три четверти и уверенная улыбка в фотокамеру. Одевались соответственно, с мужским шиком и женской элегантностью – в шлемы, шарфы, плащи и кожаные куртки, бриджи и кникербокеры, боты на высокой шнуровке или гетры. И не забывали о главных аксессуарах – кожаных перчатках с широкими раструбами а-ля мушкетер, придававшими солидности, серьезности, решительности.

Модели, закуривая, демонстрируют летние ансамбли от Жана Пату

Журнал Femina, 1926. Архив О. А. Хорошиловой

Девушка садится в кабриолет «Фарман»

Vogue (London), 1920. Архив О. А. Хорошиловой

Дама за рулем спортивного авто

Рисунок из журнала Femina 1927 г. Архив О. А. Хорошиловой

Тамара Лемпицка. Автопортрет в зеленом «бугатти»

1929 год. Частная коллекция

Тамара Лемпицка решительно мчит в своем марочном зеленом «бугатти», бросая стальной презрительный взгляд из-под хромированных век. Ее алюминиевую голову с металлической стружкой ресниц и локонов плотно облегает кожаный шлем от Herm`es, руки – в палевых перчатках с крагами. Дышит, шипит, бесится стальной змий, серебристо-серый шарф. Это новая Афина, дева разумная и расчетливая, рожденная не зевесовой головой, а ревущим двигателем ревущих двадцатых. Это лучшая метафора эпохи и лучший автопортрет художницы, едва похожий на оригинал. Лемпицка себе польстила до чрезвычайности.

Заигрывая с «мальчишеским» стилем, укорачивая волосы и юбки, garconnes быстро сокращали расстояние между собой и противоположным полом, к которому испытывали непреодолимое влечение, обострившееся во время Великой войны. Мужчин стало меньше, и за них приходилось биться. И обнаженные икры, спортивная фигура, показная независимость стали козырями в этой игре агрессивного соблазнения. Но главным козырем был макияж. Чем более «мальчишестой» была девушка, тем больше косметики она использовала – красила губы в форме сердечка, выделяла глаза тенями и увеличивала ресницы, которыми учащенно хлопала с кинематографической скоростью Луизы Брукс. И в этом garconnes напоминали флапперов.

Если garconne – внешность, то флаппер – это стиль жизни. Чтобы называться флаппером, нужно было знать тонкости joie de vivre, сладкого ничегонеделания. Наслаждаться, тусоваться, соблазнять. Следовало отменно танцевать, разбираться в моде, знать всех наперечет немых звезд кино, курить, не дурея, пить, не пьянея. И быть безразличной – к законам (их нарушали), к морали (ее отрицали), к деньгам (их пускали на ветер).

Девушка Гибсона

Иллюстрация из журнала конца 1890-х годов.

Частная коллекция

Всё еще спорят, когда появилось английское слово flapper. Есть мнение, что оно возникло в 1630-е годы и обозначало начинающую проститутку. Другие полагают, что словечко это начали использовать только в 1890-е годы завсегдатаи публичных домов, имея в виду жриц любви, а также нескладных девушек-подростков. Чуть позже придумали flapper-dress – то есть длинное несуразное платье нимфетки, скрывавшее ее худосочную костлявую фигурку.

После окончания Великой войны garconne обозначал легкомысленную барышню 15–22 лет, полувзрослую и полуребенка, которая играла в любовь, строила глазки, плясала, в общем, вела светский образ полуночной жизни. Она не знала страха и обожала эксперименты – с мужчинами, алкоголем, длиной юбки и терпением общества.

Конец ознакомительного фрагмента.