Смерть, однако, может стать чем-то большим, чем все это, и ее можно встретить по-другому. Она может занять определенное 242] ме­сто в жизни и мышлении, и мы можем готовиться к ней как к тому, чего нельзя избежать, но что является просто Носителем Перемен. Та­ким образом, мы делаем процесс смерти запланированной частью цели всей нашей жизни. Мы можем жить с сознанием бессмертия, и это придает жизни дополнительные краски и красоту; мы можем воспитать созна­ние нашего будущего перехода в другой мир и жить в ожидании этого чуда. Тогда смерть рассматривается как прелюдия к дальнейшему жизненному опыту и потому встречается по-другому, принимает другой смысл. Она становится мистическим переживанием, формой Посвящения со своей кульминационной точкой в Распятии. Все предыдущие меньшие отре­чения готовят нас к этому великому отречению; все более ранние смерти являются лишь прелюдией к этому изумительному эпизоду умирания. Смерть приносит нам освобождение (возмож­но, временное, хотя в конце концов – навсегда) от телесной природы, от существования на физическом плане и его видимого опыта. Она осво­бождает от ограничения; и независимо от того, верит ли кто-либо (как это делают миллионы), что смерть – это лишь антракт в жизни постоянно накапливаемого опыта или это конец всему подобному опыту (как полагают другие миллионы), существует неопровержимый факт, что она отмечает определенный переход от одного состояния сознания к другому. Кто верит в бессмертие и Душу, тот может использовать этот переход для расширения сознания; для того, в ком преобладает материа­листическая точка зрения, смерть может означать конец сознания. Потому решающим является вопрос: существует ли то, что мы называем Душой бессмертной? Что означает бессмертие?

Для нас сегодня крайне необходимо восстановить ту или иную форму веры во внутренний, субъективный мир и в нашу связь с ним. От этого зависит успех или неудача работы и послания Христа. В наши дни все ставится под сомнение, а факт Души и её бессмертия, возможно, больше всего. Это необходимая и ценная ста­дия, при условии, что мы проходим ее, занимаясь поиском ответов на эти вопросы.

Многие могут считать эти “нравственные треволнения” много­обещающими указаниями на выход из статического состояния во 243] всех обла­стях человеческой мысли, которым характеризовалось начало прошлого столетия, а также на то, что мы сегодня находимся на пороге Новой Эры более истинных духовных ценностей. Однако новая структура веры и поведения должна иметь глубокие корни в том лучшем, что смогло дать прошлое. Идеалы, провозглашенные Христом, пока остаются наивысшими из всех идеалов, данных непрерывностью откровения, и Он Сам готовил нас к появлению истин, отмечающих время окончательного преодоления последнего врага, имя которому Смерть.

Это сомнение в вопросах веры и борьба с присущей человеку надеждой должны продолжаться до тех пор, пока не возрастет уверенность и пока вера не станет знанием. Человек бесспорно знает, что существует Цель, более великая, чем его ничтожные цели, что существует Жизнь, которая откроет перед ним новые горизонты и даст ему возможность в конце концов придти к своему наивысшему, хотя пока неясно ощущаемому, идеалу. Исследование Воскресения может дать большую уверенность, при ус­ловии, что мы помним о длинной цепи непрерывного откровения, данного Богом, и понимаем, что мы пока еще мало знаем о факте смерти и воскресения Сынов Божьих и о том, что за этим фактом скрыва­ется причина, которая и является основной.

Тибетцы говорят о процессе смерти как о “вхождении в ясный холодный свет”. [247] Возможно, смерть лучше всего считать переживанием, освобождающим нас от иллюзий формы; и это вносит в наши умы ясное понимание, что, когда мы говорим о смерти, мы имеем в виду процесс, касающийся материальной природы, тела с его физическими способностями и его ментальными процессами. Поэтому наше исследование можно свести к вопросу, являемся ли мы телом и ничем, кроме тела, или же правда на стороне древнего писания Индии, в котором указывается, что:

“Рожденный неизбежно умрет, умерший неизбежно родится; о не­отвратимом ты сокрушаться не должен. Владыка, воплощённый в каждом теле, неуязвим, и потому ты не должен скорбеть ни о каком существе”. [248]

244] Современный христианский поэт выразил ту же самую идею в сле­дующих прекрасных словах:

“Смерть для жизни, как мрамор для скульптора,

Ждет прикосновения, которое позволит душе свободно уйти;

Смерть – это момент, когда пловец чувствует, как

За мгновенной болью погружения в бассейн

Следует смех, и пузырьки струятся

Из рассеченной воды, а солнце

Вытачивает из них кристалл: жизнь и свет – одно”. [249]

Здесь уместно исследовать вопрос о том, что мы считаем необходи­мым продлить. Анализ отношения человека к вопросу о смерти и бессмертии часто может послужить прояснению его ума, освобож­дению ума от неопределенности и неясности, основанных на страхе, ментальной инерции и спутанности мышления. Отсюда возникают следующие вопросы, служащие основанием для исследования.

Каким образом мы узнаём, что процесс смерти вызывает в нашем сознании опреде­ленные изменения, которые оказываются для нас как чувствующих существ роковыми, и делает бесполезными все пред­ыдущие усилия мысли, развития и понимания? Чудо Христова Воск­ресения, насколько это касается Его Личности, состоит в том, что после прохождения через смерть и воскресение Он был по существу тем же самым Лицом, только с дополнительными способностями. Не может ли случиться то же самое и с нами? Не может ли смерть просто снять ограничение в физическом смысле, оставляя нас с возросшей чувствительностью и более ясным ощущением ценностей? Жизнь сфор­мировала нас и втиснула в определённые, конкретные выражения в форме и качестве, и эти последние, правильно или неправильно, составляют то, что является “я”, реальным человеком, с точки зрения человеческой жизни. Но в нас есть нечто, что отвергает окончательное отождествление с физической формой, вопреки тому, что нам могут говорить наука и наша неопытность. Интуитивное, сущностное “Я” всегда устойчиво, не признает уничтожения и твердо верит, что поиск и цель, 245] осознанные ценности, ради которых мы боремся, должны где-то, когда-то и каким-то образом доказать, что они стоят затраченного времени и труда. Любая другая точка зрения доказывает полное отсутствие разумного плана сущест­вования и приводит к безнадежности, которую апостол Павел выразил сло­вами: “И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков”. [250] Мы, несомненно, находимся на пути к чему-то ценному и необходимому; в противном случае, жизнь – это бесполезный процесс бесцельного странствова­ния, заботы о теле и образования ума, лишённый всякого смысла и не имеющий никакой ценности ни для Бога, ни для человека. Но мы знаем, что это не может быть так.

Именно продолжительное удерживание ценностей, того, что стоит усилий, и поддержание настойчивого внутреннего божественного побуж­дения к прогрессу, творчеству и помощи другим содер­жат, по-видимому, ключ к проблеме бессмертия для тех, кто достиг точки, где воз­можно последовательное мышление. Вся история Христа – тому доказательство. Он всей своей жизнью самозабвенного служения и предан­ности Своим собратьям доказал, что достиг той точки Своей эво­люции, где у Него уже есть нечто, что можно вложить в благо Целого. Он достиг определенной высоты на эволюционной лестнице, и Его человечность растворилась в божественности, которую Он выражал. У Него было нечто ценное, что можно предложить Богу и человеку, и Он пожертвовал этим на Кресте. Это стоило Ему жизни, но Он сделал Свой вклад в источник всего проявленного. Он смог продемонстрировать бессмертие именно благодаря ценности того, что Он достиг, и жизненности Своего вклада. Жить остаются именно вечные ценности; там, где они есть, Душе боль­ше нет необходимости проходить школу человеческого опыта.