Героиня книги девятой «Венаска» — «стройная женщина с золотисто-коричневой кожей», обладающая даром очаровывать людей и чудищ — ведь она тоже «из рода ящеров и гигантов». Всех она уговорила добровольно «уйти»… Даже Делвил, на чьей спине разместился Дартмурский лес, всего-навсего лесом и стал… Всё-таки странные характеры рисует Дёблин, и гомосексуальные отношения — это ещё самое понятное из «странного»… Люди «теперь предпочитали жить в деревнях-государствах», оставшиеся в живых считают: «Мы настоящие гиганты. Те, кто прошёл через Уральскую войну и гренландскую экспедицию»! Символично…

«Заметки» автора и комментарии проясняют некоторые нюансы создания романа. Писатель, задумывая «что-нибудь эпическое», о космических путешествиях писать совсем не хотел, потому и создал «теллурическую авантюру», главной темой которой должен был стать конфликт природы и техники. Уникальна книга с точки зрения стилистики: «Я не мог противостоять импульсам чисто языкового свойства» — писал Дёблин позже. Книга «колоссального формата», рисующая с разной степенью деталировки семь столетий «истории будущего», действительно «обладает внутренней связностью», но обеспечивается та не сюжетом, а темой: Человек и Природа.

Перед чтением этой «экстравагантной книги» — как назвал её Гюнтер Грасс — желательно определить адекватный способ её прочтения. Трезвый прогноз? Экстатическое пророчество? Дурацкая игра?.. Немецкие литературоведы рекомендуют следующие: ненаивная гипер-сказка и научная фантастика. Но не развлекательная фантастика, а «проза высокого напряжения»! Тогда сам процесс чтения «одного из самых диковинных романов XX века» может стать увлекательной «авантюрой», прозрения Дёблина отнюдь не устарели и сегодня.

Не зная ничего о жизни автора и истории создания романа, книжку эту можно прочесть как «фэнтези» или «историческую фантастику» отстранённо-романтического плана. В Рутовом ските на мраморных утёсах, разделяющих карликовые государства Кампанья и Большая Лагуна, живут два брата-натуралиста — собирают гербарии, читают и рисуют. Не только интеллектуальную жизнь ведут, «среди виноградных лоз и вин» не прочь и поразвлечься в долине… Результат — мальчуган Эрио, сын рассказчика, с младых лет умеющий (а всё бабушка!) «разговаривать» с гадами-змеями. Когда-то братья участвовали в военном походе Пурпурных всадников, и лишь затем стали заниматься растениеводством. «Растения тоже хотят что-то сказать нам, но нужно ясное сознание, чтобы понять их язык». Ботанико-пейзанская утопия разворачивается на фоне странноватой географии: рядом с Польшей и Британией — Боданальпа и Альта Плана. Имена тоже нерядовые — Лампуза, Фортунио, Эгор, князь фон Сунмир; наряду с «машинами» (авто) упоминаются и «пергаменты»…

С первых страниц ясно, что это повесть давних лет, сейчас так не пишут. Любители неторопливого чтения могут насладиться описаниями природных явлений, жизни растений, животных, крестьян. «Знакома щемящая грусть, которая охватывает нас при воспоминании о временах счастья…» К сожалению, перевод довольно часто заставляет читателя «нырять» на возможно/плавном течении мысли автора. Примеры: «Когда свободный дух учреждает себе резиденции господства, автохтоны всегда присоединяются к нему»; «сеть таинственностей, которая обтягивала границы твёрдого порядка»; «он заключил нас в своё сердце»…

Устоявшаяся жизнь, в которой «всё бесценное даётся только случайно» и «любая теория в естествознании вносит свой вклад в генезис», даёт трещину, когда к власти начинает рваться Старший лесничий, принадлежащий к тайному ордену «мавританцев». Интересная подробность для «фэнов», оглашённая повествователем: «Мы часто видели его на конвентах и иногда ночью бражничали с ним»! Облако страха предшествует «Страшному» лесничему: «Он отмерял страх малыми дозами, которые постепенно увеличивал и целью которых был паралич сопротивления». После открытого бунта в Кампанье начинаются беспорядки в Лагуне, затем — «надев личину порядка, целиком воцарился ужас».

Не любил Лесничий ни городов, ни крестьянских усадеб, ни келий поэтов — «глубоко заложена ненависть к прекрасному, пылающая в подлых сердцах».

После его жестоких расправ остаются отсечённые мёртвые головы, кисти человеческих рук, сладковатый запах разложения — над подвалами жестокости высятся «гордые замки тирании». Можно и запутаться в сплетении неясных интриг «мавританцев» и Бракмора, в противостоянии людей и «лемуров, отринувших человеческие права и человеческие установления»… Тут и «зеркало Нигромонтана», фокусирующее солнечные лучи до испепеляющего огня, и битва двух собачьих свор (напоминающая «Дикую охоту»), произошедшая после призыва народного вождя Беловара к борьбе. «Мы охотно вспоминаем о своих величественных днях, но нам не следует обходить молчанием и те, когда власть над нами захватывало низкое» — размышляет повествователь.

Предпочитая на словах «пасть со свободными, чем подниматься к триумфу с холопами», братья — тем не менее — когда «лесной сброд» стал близок к окончательной победе, погибать не собирались. Своей природной магией Эрио вызывает ланцетных гадюк, которые шутя справляются с лесной собачьей шайкой. В глубокой печали покидают братья родной дом… «Не построить дома, в фундаменте которого не была бы заложена гибель… Мы видели мрачные картины и всё-таки в нас жила новая уверенность»…

Почему издательство, выпускающее априори книги, которые могут «скандализировать» читателя, издало эту вполне респектабельную по нынешним временам повесть? Ситуация станет гораздо яснее, если узнаешь, кто таков этот Юнгер! В издательской аннотации можно прочесть: «Эрнст Юнгер — романтический герой ушедшего столетия, путешественник, учёный, философ, солдат. Участвовал в двух мировых войнах, 14 раз ранен, кавалер высших орденов почти всех государств Европы, друг Пикассо, Хайдеггера, Кокто, Борхеса… Этот яростный и беспощадно красивый текст высокого модерна стал манифестом стиля и борьбы для всей читающей Европы…» Восторгам «торговцев» и переводчика (смотри послесловие) в пику достаточно привести высказывание лишь одного из многих критиков: «Проза Юнгера ужасна — школьное сочинение талантливого члена „Гитлерюгенда“»! Вот вам и зачатки небольшого скандальчика!