Жорж-Мишель резко выпрямился, но вовсе не потому, что вспомнил, как предлагал графине де Пьенн руку и сердце. Только теперь молодой человек понял, что так взволновало его в рассказе Виллекье. Три или четыре года назад граф де Фоканберж был влюблен в Жанну. А каких-то две недели назад как безумный набросился на него невдалеке от «Жареного кабана». Что, если Фоканберж также был любовником Жанны — в конце концов, ведь о егосвязях с красоткой не догадался никто? И что, если Жанна повторила Фоканбержу все те гадости, которые говорила ему о Фоканберже?

— Вы представляете, шевалье, — безостановочно вещал господин де Виллекье, — она потребовала от Жерсея идти в бой без доспехов — в одной сорочке. В качестве доказательства его мужества и любви. Не удивительно, что беднягу изрубили в куски.

— Болван! — процедил Жорж-Мишель.

— Конечно, болван, — совершенно искренне согласился придворный, даже не догадываясь, что молодой человек говорит о себе. — Ни одна женщина, даже такая как Жанна де Пьенн не стоит того, чтобы рисковать из-за нее жизнью. И однако — поверите ли, шевалье? — это было лучшее любовное приключение Жерсея. Он умер счастливым.

Воспитатель дофина говорил и говорил, но Жорж-Мишель ничего не слышал. В душе юноши бушевал пожар, и он думал, каким образом проучить негодяйку. Может быть, пожаловаться дядюшке Шарлю или ее величеству? Или попросту похитить мерзавку и заточить в монастырь Кающихся грешниц или Убогих жен? Смерть Христова, обманщица ни за что погубила невинного человека и чуть было не погубила его самого!

Хриплый звук рога ворвался в мысли юного графа и шевалье дал шпоры коню. Сейчас ему хотелось истребить всю дичь в округе, но стоило Жоржу-Мишелю увидеть растрепанного и вялого после приступа короля, как весь его гнев куда-то испарился.

Неужели он хочет походить на коронованного безумца? Ходить по Лувру с перекошенным ртом, пинать ногами попадающиеся на пути стулья и табуреты и пугать своим видом придворных? Эдак его дамы любить не будут, а друзья начнут прятаться, кто куда. И потом, за что ему сердиться на Жанну? За ту неделю счастья, что она ему подарила? Или за то, что он сам оказался дураком?

Право, утешал себя граф де Лош и де Бар, Жанна де Пьенн — гениальная женщина, но теперь он знает, на что она способна. И он больше никогда не позволит ни одной женщине себя обмануть. А неделя счастья — это неделя счастья. Ее у него никто не отнимет…

Молодой человек улыбнулся и принялся напевать новомодную песенку:

В то время как шевалье Жорж-Мишель наслаждался жизнью, а юная Агнеса Хагенау постигала сложное искусство управления Испанией, один шевалье, основательно забытый чуть ли не всеми родственниками и друзьями, был одинок и очень несчастен. Помолвка сына была последней радостью в жизни шевалье де Бретея, ну, возможно, еще пара другая месяцев, пока молодой человек не догадывался о собиравшихся над его головой тучах. К сожалению, когда гроза разразилась, Огюст даже не задумался о том, какие катастрофические последствия это может иметь для него и его семьи. Равно как и том, что он сам был виновником всех своих злоключений.

Все началось со вполне естественного желания молодого человека сделать подарок сыну. Самому себе подарок он уже сделал, заново отстроив Бретей, приведя в порядок старый парк и разбив новый, расширив конюшни и поставив в них еще с десяток лошадей, для чего молодому человеку пришлось без счета ссорить деньгами, раздавать направо и налево расписки и векселя. А полюбовавшись на дело рук архитекторов, шевалье де Бретей обратился взором к королевскому двору, мечтая о том времени, когда сын и невестка будут блистать в Лувре, Туре или Блуа. Огюст не раз слышал об особом пристрастии королей из династии Валуа к своим владениям в Блезуа, Турени и Анжу. Покойный господин де Бретей даже уверял, будто на берегах Луары, Шера или Вьенны их величества проводят больше времени, чем на берегах Сены, и воспоминание об этих словах заставило молодого человека приискать для сына и невестки охотничий домик в Турени, в которой юная чета могла бы находиться вблизи королевского двора и при этом в полной независимости от родителей.

Поиски шевалье де Бретея закончились быстро. Близость к королевскому двору была слишком притягательной, чтобы кто-либо из обитателей Турени пожелал от нее отказаться, однако те же обитатели Турени владели немалым количеством заброшенных охотничьих домиков, ферм и мельниц, которые можно было перестроить хоть в очаровательные любовные гнездышки, хоть во дворцы. Огюст не собирался повторять подвиг Жиля Бертело и его супруги Филиппы Лебаи и превращать какую-либо мельницу в волшебный замок, но охотничий домик в Турени приглядел. И даже съездил в Париж, дабы выправить владельческие грамоты после покупки дома у управляющего имением.

В столице Огюст постарался совместить приятное с полезным, точнее, приятное с приятным. Быстро завершив все дела и заказав дюжину модных костюмов, шевалье отдался веселью. Веселился молодой человек так, как это делали сотни провинциальных дворян до него, чувствуя себя в столице французского королевства словно в завоеванном городе. И, конечно, молодому человеку даже в голову не приходило обращать внимание на ворчание горожан, на тот глухой ропот, который в один далеко не прекрасный для виновника день разразится свирепой бурей, безжалостно сметая все на своем пути, не разбирая правых и виноватых.