На родителей они, самостоятельные личности, внимания не обращали.

– Дай булку, – скомандовала девочка, кинув взгляд на водную гладь, – будем кормить уток.

Мальчик послушно начал рыться в карманах куртки, достал аппетитную горбушку с жёлто-коричневой шкуркой. Протянул сестре.

Та, присев, стала крошить булку в воду, приманивая в изобилии плавающих в пруду птиц. Мальчик смотрел.

Взрослые совсем рядом продолжали неспешную беседу.

– Хиден-эли, – прошептал длинноухий мужчина, нежно любуясь девочкой в хрустальном шаре. – Потерпи, малютка, скоро я тебе всё расскажу. Вытащу тебя оттуда.

Девочка развивалась хорошо, обгоняя многих своих ровесников. Поначалу он наблюдал за ней через каждые три дня: когда она ещё младенцем лежала в колыбели и вопила, требуя внимания; потом, убедившись, что всё обстоит благополучно, стал заглядывать в шар не чаще раза в месяц, а то и в два месяца. Был даже период, когда он, полностью уверенный в успехе дела, не пользовался хрусталём около полугода; и вот, в последнее время снова начал наведываться в башню дважды в месяц.

– Уже скоро, – повторил мужчина сам себе.

Ей уже девять, через годик-полтора девочка будет поддаваться обучению. Тогда и наступит время открыть ей правду.

– Когда Хиден только родилась, – сказала женщина, наблюдая за целеустремлённым выражением на лице дочери, – я по первости напугалась, что девочка у нас больна, да и врачи качали головами: она такая беленькая. Подозревали альбинизм.

– Я помню. И эти диагнозы, что-то про отсутствие пигмента, да?

– Как ты запомнил? – засмеялась она. – С твоей-то катастрофической рассеянностью?

– Любимая, она же всё-таки моя дочь.

– А дело-то было в тебе, твоя наследственность. Но я-то всегда понимала, что никакая она не альбиноска – глазки у неё ясные, голубые.

– Я тебя люблю, – невпопад сказал мужчина.

– И я тебя тоже, – развеселилась жена. – Куда же я без тебя, горе ты моё луковое.

– Иногда мне кажется, – интонация была серьёзной, – что я не существовал до встречи с тобой. Знаешь, всё, что было до, – словно покрыто туманом, и только с твоим появлением моя жизнь обрела краски.

– Скажешь тоже, – живо возразила женщина, смущённо улыбнулась.

– Но это правда. Я помню, конечно, своё детство, первое сентября и школу, университет; помню, как решил заниматься археологией, но знаешь – это всё так плоско и бессмысленно по сравнению с яркостью моей жизни после встречи с тобой.

Слегка зарумянившись, она прильнула к нему, утыкаясь в складки пальто, вечно нечищеного пальто – он всегда забывает сказать ей, чтобы почистила, никогда не замечает. Муж обнял её, лёгким движением погладил по макушке, прижался губами к тёмным волосам.

Дети на краю пруда, окружённые стаей голодных уток, что-то бурно обсуждали.

Мужчина в тёмной комнате досадливо поморщился, кинул взгляд на окно. Прямоугольник казался чёрным, прутья решётки поглотила ночь – стемнело быстро.

Снова посмотрел в хрустальный шар, на пруд в чужом мире, на обнявшуюся пару.

С коротким вздохом прошептал:

– Несчастные слепцы...

Сомицу – ноябрь

Азраэль: Таллинн

В узком коридорчике «сталинской» квартиры с высокими потолками задребезжал телефон.

Женщина средних лет, в фартуке, с руками в мыльной пене, выглянула из кухни. С опаской посмотрела на приоткрытую дверь в комнату, быстро вытерла ладони о висящее на ручке кухонной двери полотенце, побежала в коридор. Зашелестела занавеска из деревянных нитей, составляющих порядком выцветшую мозаичную картинку.

Хозяйка квартиры сняла трубку, шепнула:

– Ало?

– Светланпетровна? – спросила трубка знакомым голосом.

– А, Валентина Яковлевна! – обрадовалась женщина. – Как ваши дела? Какие новости?

– Ой, да у меня-то всё по-старому, муж да дети, верчусь, как белка в колесе, – собеседница словоохотливо пустилась в разговор. – У младшего-то, Семёна моего, представляете, в школе порядки какие-то новые завели, денег требуют!

– На что?

– Ой, я даже и не знаю, питание – не питание, а Сёмочка мне так невнятно объясняет! Хотела спросить у старшего, он же в той же школе учится, так тот плечами пожимает, мол, ему на питание денег не надо, ты, мамка, на расходы побольше давай! Ой, кстати!.. – тут в голосе Валентины Яковлевны прорезалось плохо скрываемое стремление скорее поделиться. – Моему старшенькому-то! Девицы так и названивают, так и названивают!