Съездить к Демидову в больницу в этот раз мне не удалось. И вообще на некоторое время мне пришлось отвлечься от работы с Акимычем.

В двадцать три тридцать позвонили из прокуратуры.

— Батогов, — услышал я голос дежурного, — подключаешься к делу серийных убийств подростков. Выезжай на место происшествия! Адрес…

— Погоди, погоди, — прервал я. — Какие подростки? Меня к Стрельцову прикомандировали! В самый разгар…

— Людей не хватает, сам знаешь. Начальство распорядилось. Четвертое убийство. Мальчишек мочат. Все на рогах стоят. Давай, собирайся.

— Ты мне адрес не сказал, — уныло напомнил я.

На Будапештскую я приехал в начале первого. Хорошо, что машина «частников» была еще в моем распоряжении.

В двухкомнатной квартире на втором этаже бригада заканчивала работу. Старший следователь Николаев в большой комнате беседовал с родителями убитого парня.

Я в который уже раз подумал о жестокости нашей профессии. Говорить с матерью и отцом только что зверски убитого пятнадцатилетнего сына было, конечно, бесчеловечно, но, увы, необходимо. Мой коллега, Саша Кудрявцев, коротко ввел меня в курс дела.

Родители были на даче. Огород копали. Парень заканчивал девятый класс. Единственный сын. Вернулись домой около десяти вечера. Остальное смотри сам!

Смотреть мне ужасно не хотелось. Но пришлось.

Двенадцатиметровая комната, в которой недавно обитал Вадим Парфенов, была залита кровью. В общем-то слово «залита» было не таким уж большим преувеличением. Кровь была всюду: на стенах, на окне, на дверцах книжного шкафа. На полу растекалась огромная темно-красная лужа. В этой луже лежало тело. Сказать, что оно было изуродовано, значит ничего не сказать. Парень был буквально искромсан, будто по нему проехали лемехи плуга. Я отвернулся.

— Смотри, смотри, вместе работать будем, — угрюмо сказал Саша.

Преодолевая дурноту, я подошел ближе к жертве.

Тело лежало головой к окну. Руки мальчика были привязаны к батарее. Ноги связаны. Живот разглядеть было невозможно. Все превращено в кровавое месиво. На месте половых органов рваная кровавая рана. На правой стороне груди алела вырезанная ножом пентаграмма.

На всем этом кошмарном фоне совершенно нереальным было лицо подростка. Оно выглядело абсолютно нетронутым, было бледным и даже спокойным. Глаза закрыты, волосы, аккуратно причесанные, падали челкой на лоб.

— Четвертый случай, — негромко сказал Саша. — И каждый раз одно и то же. Тело искромсано, половые органы то ли оторваны, то ли отгрызены, а лицо от крови вытерто и подкрашено, чтобы выглядело красиво.

И каждый раз вот это! — И он показал на зеркало в прихожей.

Я подошел в зеркалу. На нем кровью была начертана пентаграмма и под ней тоже кровью нарисован православный крест, перевернутый перекладиной книзу.

— Сатанисты?! — спросил я у Кудрявцева.

— Кто их знает! — ответил он. — Такое находим каждый раз. И в каждом случае родители отрицают категорически связь детей с какой-либо сектой. Начальство считает — маньяк, но вслух, в смысле для прессы, говорит о тоталитарных сектах.

— А ты что думаешь? — спросил я.

— Боюсь, что маньяк! Сектанты тоже, случается, убивают, но в этом случае все сильно смахивает на работу какого-то психа.

Начальство я понимал. Кому охота признавать, что в городе безнаказанно орудует психопат? Скажешь, — паника начнется, пресса крик поднимет о беспомощности правоохранительных органов. Да и ловить маньяка тяжело. Чаще всего психи попадаются случайно. А чтобы работать планомерно, изучать методы убийства, пытаться составить психологический портрет, на это нужно время и люди с соответствующей квалификацией. Пока все это проделаешь, убийца еще нескольких человек жизни лишит.

Что здесь произошло? Кого безбоязненно впустил или привел в дом Вадик Парфенов?

— Во всех четырех случаях родители утверждают, что их дети отличались примерным поведением, дружили только с одноклассниками. Любимых девушек не было.

— Так считают все родители. Сам-то ты что выяснил?

— Всего помаленьку. Кто увлекался дворовыми тусовками, один втихаря попивал. Не сильно, но приятели утверждают, что бывало.

— Вместе с ними, с приятелями?

— Говорят, что иногда где-то без них. Замечали, что появлялся в компаниях уже поддатый. Что характерно, убийца выбирает мальчишек с отдельной квартирой, знает, что дома никого нет, и после того как разделается с жертвой, моется в ванной.

Я заглянул в ванную. Здесь тоже была кровь. На полу виднелись красные лужицы, на стенках ванны розовели потеки.

— Что с пальчиками? — спросил я.

— Ничего. Орудовал в перчатках. В ванной надел шлепанцы, которые потом вымыл.

В углу около бельевой корзины валялась окровавленная тряпка.

— Этой тряпкой, очевидно, вытирал руки, — сказал Кудрявцев.

— А может, лицо жертвы, — возразил я.

— Возможно, и так, — согласился опер.

Фотограф упаковывал аппаратуру. Я подошел к нему.