Шрифт:
«Да, анекдот же!» – так и хочется вскрикнуть в сердцах. Согласен, после Раневской конечно же да. Повторено-переповторено, даже использовано в разного рода литературных конструкциях. Но первоисточник, изначальный автор многими уже, увы, позабыт.
Или классическое: «Бог создал женщин красивыми, чтобы их могли любить мужчины, и глупыми, чтобы они могли любить мужчин». Первая реакция – ну, это расхожее утверждение… Чуть ли не к античным временам апеллируют. Сама мысль или что-то близкое к ней, выраженная через многоходовый логический трактат – возможно. А вот так – наглядно, изящно и лаконично – это уже фирменный стиль Раневской. И ведь не возразишь, разве что перефразируешь при случае, придав авторскому размышлению личину абстрактно-народной мудрости.
А вот так просто оригинальная классификация семейных союзов (по Раневской). Жестко, хлестко, (к тому же и не очень-то толерантно, а потому применимо исключительно для внутрироссийского пользования). Но мудро и практически исчерпывающе. Вполне заменит заунывную тетралогию интеллектуала-романиста.
«Союз глупого мужчины с глупой женщиной порождает мать-героиню. Союз глупой женщины и умного мужчины порождает мать-одиночку. Союз умной женщины и глупого мужчины порождает обычную семью. Союз умного мужчины и умной женщины порождает легкий флирт».
Философам остается только мечтать о подобной наглядности. Что Фаина Георгиевна вполне себе сносно могла определить парой емких предложений, то для правильного гения и прославленного «философского родоначальника» Иммануила Канта потребовало бы пару обстоятельно-содержательных глав.
«Семья человеку заменяет все. Поэтому, прежде чем завести семью, необходимо как следует подумать, что для вас важнее: все или семья?» – боюсь, что этот риторический вопрос Раневской не потеряет своей надрывной актуальности во все времена.
И на эту фразу Раневской следует обратить особое внимание. Потому как не для красно словца сие сказано, а выстрадано, кровью сердца на гладь сознания вымыто.
Почему же все-таки такое жуткое, порой нестерпимое одиночество? Популярность, харизма, узнаваемость на улицах, восторги публики, назойливые поклонники… и горькое чувство покинутости, скорбной оставленности миром?
И от черновых набросков, не заготавливаемых впрок для широкого читателя: «Ничто так не дает понять и ощутить своего одиночества, как когда некому рассказать сон…» – выстраивается осознанный вектор к созданию Учения о смысле и назначении жизни, исключительно для личного потребления.
«Если бы я вела дневник, то каждый день записывала одну фразу: „Какая смертная тоска“ – и все!» – отмечает Фаина Раневская… и принимает – уже не в первый раз! – решение уничтожить очередные наброски к мемуарам. («Я скорее дам себя распять, чем напишу книгу „Сама о себе“. Не раз начинала вести дневник, но всегда уничтожала написанное…»).
А одиночество… Оно так и остается. Как и талант. Развивается, расширяется, захватывает все свободные закутки сознания… но не иссякает с годами.
И определяется Раневской как неизбежный спутник славы. Отсюда и недоуменное восклицание при созерцании очередного изобилия цветов, записок, писем и открыток от почитателей после очередного спектакля: «Как много любви, а в аптеку сходить некому!»
При этом к самой этой зрительской любви она, как минимум, относилась с явной настороженностью. «Любовь зрителя несет в себе какую-то жестокость, – заявляет Раневская, попутно поясняя: – Однажды после спектакля, когда меня заставили играть „по требованию публики“ очень больную, я раз и навсегда возненавидела „свою славу“».
Со славой это понятно. А что с одиночеством? Страдала ли она от него? Возможно. Может, это и стало причиной ее тоски, о которой она не раз говорила. («Нет болезни мучительнее тоски!») Не жалуясь, а именно проговариваясь невзначай.
Но, думаю, относилась к одиночеству философски, со свойственной мудрой женщине терпимостью. И даже создавала некие обоснования его необходимости. Например, как вам такое: «Ребенка с первого класса школы надо учить науке одиночества». Не думаю, что многие педагоги согласятся с данным тезисом Раневской. Юмора или сарказма тоже как-то не просматривается. Скорее, жизненная позиция, выработанная за долгие годы. Принять, согласиться – это единственное, что ей оставалось.
И все-таки… Одиночество в толпе, социальное – это еще можно понять. Таланту трудно найти себя в толпе бездарностей. Но вот семья…
Сейчас можно услышать: «Ну, мол, не красавица же!» Мол, как можно с такими внешними данными надеяться на удачу в супружестве? Крайне спорный тезис. Базируется на том факте, что все известные кинороли Раневской достались ей уже далеко не в юном возрасте. Согласен, мачеха Золушки особых эротических симпатий не вызывает… (Это вообще ее бич, к которому, впрочем, сама Актриса относилась сдержанно-философски: «Старая харя не стала моей трагедией – в двадцать два года я уже гримировалась старухой… и привыкла, и полюбила старух моих в ролях».)