— Нет, родная, — он шагнул к ней, привычно обнял, прижал к своему плечу белокурую голову, склонившуюся под тяжестью кос. Потом отстранился, взглянул в лицо жене:

— Я полечу на испытания. На Юпитер.

Биргитта смотрела на него долго-долго, так долго, что лучик солнца из окна передвинулся с её виска на шею и плечо. Потом как-то несмело провела пальцем по его щеке и сказала тихо-тихо:

— Я тебе лекарства соберу. Тебе ещё две недели витамины пить, не забывай.

Она выглядела сейчас такой неожиданно юной, что у Олле закружилась голова — показалось на миг, что двенадцать последних лет ушли куда-то и всё ещё впереди.

Невообразимо громадная молния пробила плотный клубящийся туман справа и впереди. Осмунд невольно качнулся в кресле назад, как будто лиловое грозовое чудовище в самом деле могло его задеть. Нет, это далеко, не меньше двух тысяч километров. Кажется, гроза сюда всё же не дотягивается. Осмунд торопливо глянул на карту: к полюсу сдвинулись не сильно, но и в субэкваториальную зону дальше нельзя — и так уже связь с «Симургом» еле теплится.

«Трёшка» легко и плавно скользнула влево-вниз, лишь едва заметной вибрацией отозвалась на увеличение мощности двигателя. Шестьдесят процентов есть, пока хватит. Теперь по программе — нырок вниз, на тысячу сто, и старт по дуге назад, в верхние слои экзосферы.

— Второй, — сказал Осмунд в шлемофон, — следи, чтобы ветровой снос был не больше пяти градусов, а то завалимся.

— Есть! — Эржен и так не сводил глаз с ветровой карты, но испытания есть испытания: все приказы командира и все ответы второго пилота должны быть записаны. В этом полёте они проговаривали вслух многое из того, что на обычной тренировке или на соревнованиях было бы понятно с полуслова, а то и вообще по движению руки и чуть заметному кивку. За внимательность и собранность Эржена Осмунд не беспокоился: нервы у парня стальные, а медлительность обманчива. И всё же он мимолётно пожалел, что рядом с ним в кабине сейчас не Мэгги. С ней удивительно просто, в полёте она становится его продолжением, словно бы мысли читает. Эржен хорош, но когда летаешь с ним, ему нужно уступать, соразмерять свои творческие порывы с его чётко продуманной схемой полёта. Капитан из него будет отличный, но жёсткий...

Второй катер, страховочный, шёл справа-сзади, повторяя все манёвры первой, пилотируемой «трёшки». Как «Гринда» умеет летать в беспилотном режиме, конструкторы уже знали, потому и направили её в сопровождение ведущей машины без сомнений. Пока оба китообразных вели себя лучше некуда: управляемость, мощность, системы ориентирования показывали себя прекрасно. Остался последний подъём — и хватит, покатались достаточно, пора домой, на «Симург». За неделю подготовки к главному старту база «Симург» стала для команды «Стрижей» действительно домом, даже более уютным, чем «Калавинка» над Венерой. Может быть, потому, что на Венере они были предоставлены сами себе: никто не вмешивался в режим тренировок, но никого и не занимало то, что составляет жизнь команды вплоть до очередного старта. А здесь, в системе Юпитера, их окружали помощники, искренне заинтересованные в их работе. Победа будет общей, поражение — общим, все это знают. И все следят сейчас не отрываясь за полётом двух «Гринд»: для всех оставшихся на «Симурге» и ещё для сотен людей на Земле это будет главная победа или главное поражение в жизни.

Падение в глубину здесь ощущалось совсем иначе, чем в земной атмосфере. Перегрузки росли медленнее, но уж зато давали прочувствовать себя в полной мере. Свободное падение в многоцветный кружащийся мрак, молнии, полыхающие далеко впереди, скрежет помех в шлемофоне, удары ветра, качающие катер, как огромные волны... Атмосфера Венеры была злее, агрессивнее, но бороться с ней можно было на равных. А эта мощь — совсем иного рода. Ощущаешь себя плотиком в океане, игрушкой стихий, но секрет путешествия плотика — в том, чтобы не противиться стихиям, а использовать их разгул, скользя, паря, падая и ловя момент, когда можно будет одним решительным рывком уйти из-под власти гигантской протозвезды.

— Минус тысяча, — произнёс Эржен, его рука в сенсорной перчатке передвинулась на резервную панель запуска главного двигателя. Осмунд поискал взглядом вторую «Гринду»: беспилотник по-прежнему держался где положено, повторяя все манёвры ведущего. Ну, всё, хватит испытывать терпение Юпитера, пора подниматься!

— Минус тысяча девяносто.

— Пуск! — Осмунд поочерёдно тронул пять клавиш подачи мощности на двигатель. Катер вздрогнул, замер на секунду, повис в равновесии густой атмосферы и медленно развернулся носом вверх. «Гринда»-ведомая повторила это движение с запозданием на долю секунды. Пилотов вдавило в кресла, на мгновение появилось ощущение мышечной усталости, медсистема скафандра добавила в дыхательную смесь кислорода, и болезненное чувство исчезло. Порывы ветра в широтном направлении по-прежнему атаковали катер, но сбить его с вертикального курса не могли — тяга нового двигателя «Гринды» могла бы поднять из юпитеранских бездн и втрое более тяжёлый корабль.

— Теперь главное — постепенно добавлять мощности, — сказал Осмунд для наблюдателей на «Симурге». — Пик должен прийтись на высоту плюс девятьсот — плюс тысяча, потом будем сбрасывать и выходить на финальную кривую. Второй, посчитай меридианальное отклонение точки выхода от точки старта.

— Предварительно минус четыре градуса, — доложил Эржен. — В верхней части траектории можно дополнительно поправить курс.

— Займёшься этим, — одобрил Осмунд. — Подожди, не добавляй пока, снесёт порывом... вот теперь можно!

Катер отозвался на увеличение мощности, выровнялся на «хвосте», пошёл красивой дугой над плотным скоплением газа впереди-внизу — их здесь называли тучами.

— Ещё пять процентов, — посоветовал Осмунд. Эржен тронул клавишу — новый порыв вибрации, едва заметное увеличение перегрузки — и чудовищный толчок в левую скулу. Катер сорвало с «хвоста», закрутило, взвыли оповещения систем безопасности, зловещий аварийный свет залил рубку. Вторая «Гринда» исчезла с экранов, в шлемофонах стоял сплошной рёв помех.