Озон. Его ум ухватился за это слово - небольшой побег в рациональность. Именно так Клэр называет запах молнии.

Тогда он сказал ей, что думает, слово это произошло от греческого Озон - среднего рода, настоящего времени. От глагола "ozein, что значит "пахнуть." Решив двинуться этим путем, он перешел к методичному, полному спряжению; к тому времени, как он закончит, все будет сделано.

Ozein, запах. Я чувствую запах...

Он чувствовал запах собственного пота, острый и сладкий.

В старину считалось, что лучшая смерть - это отсечение головы. Повешение было позорно, это была смерть простолюдина, смерть преступника. Так, подожди. Помедленнее... Ты же знаешь, это просто исторические факты.

Окончательный раскатистый удар - и инстинктивный звук удовлетворения, одновременно изданный стаей наблюдавших за ними мужчин.

Он стал пленником. Теперь бесповоротно.

Поскольку никакого укрытия, кроме покрытых ветками вигвамов и навесов из парусины, наскоро сооруженных милиционерами около костров, здесь не было, его доставили обратно, в большую обшарпанную палатку Смита, выдали ужин - он вынужден был его проглотить, даже не заметив, что ел,- а потом привязали к шесту палатки тонкой прочной веревкой, пропущенной через звенья его цепи, длины которой хватало лишь на то, чтобы позволить ему лечь, или воспользоваться посудиной.

По настоянию Смита он взял складную походную койку и лег, застонав от облегчения.

Тело ломило с каждым ударом сердца, как и всю левую сторону лица, каковая в настоящее время (... ...) верхних зубов, весьма неприятно. Боль в боку притупилась, а в сравнении с этой новой, мучительной болью стала попросту незаметна.

К счастью, он так устал, что сон поглотил все эти неудобства, и он провалился в него с чувством глубокой благодарности.

Он проснулся некоторое время спустя, в полной темноте, скользкий от пота, и с сердцем, колотившимся от какого-то отчаянного, безысходного сновидения.

Поднял руку, чтобы убрать с лица мокрые волосы, и почувствовал тяжкий вес натирающих запястья оков, о которых совсем позабыл.

Те загремели, и темная фигура часового, вырисовывающаяся в огне при входе в шатер, резко обернулась к нему, но потом, когда он, позвякивая цепями, повернулся на койке, расслабилась снова.

Вот мудак,- подумал он, все еще находясь где-то на грани между сном и явью. Так ему не удастся даже помастурбировать, даже если бы захотелось.

Эта мысль заставила его рассмеяться, хотя, к счастью, вышло похоже всего лишь на шумный вздох .

Рядом с ним заворочалось другое тело, шурша и укладываясь поудобней .

Смит - подумал он, - это он спит здесь на своем холщовом матрасе, набитом травой; Грей чувствовал запах сухого лугового сена, слегка затхлый во влажном воздухе.

Такие кроватные мешки были стандартным оснащением в британской армии; Смит, должно быть, всегда таскал его с собой, вместе с палаткой и другим снаряжением; менялась только его форма.

Интересно, почему он сменил мундир?- думал Грей сквозь сон, глядя на сгорбившуюся фигуру Смита, еле заметную на фоне выцветшего холста. Ради продвижения по службе?

Изнуренным голодом профессиональным солдатам Континенталы предлагали звание, как приманку и стимул; капитан любой европейской армии мог здесь стать кем угодно, от майора до генерала, в мгновение ока, тогда как единственным средством достижения более высокого ранга в Англии было найти достаточно денег, чтобы его купить.

Но что такое чин без оплаты?

Грей давно уже не был шпионом, но он был одним из них, когда-то - и до сих пор знал людей, которые возделывали эти темные поля. Из того, что он слышал, у Американского Конгресса не было денег вовсе, и он всецело зависел от займов и ссуд - совершенно непредсказуемых по размеру, и крвйне неустойчивых в поступлениях. Иногда это были французские или испанские источники, хотя французы этого, разумеется, не признавали. Иногда кто-то из еврейских ростовщиков, как утверждал один из его корреспондентов... Саломон, Соломон - какое-то похожее имя, вроде того.

Эти случайные размышления прервал звук, который заставил его напрячься. Женский смех.

В лагере были женщины, жены, которые отправились на войну вместе со своими мужьями. Нескольких он уже видел, когда его провели по лагерю, а одна даже принесла ему ужин, подозрительно поглядывая на него из-под капора.

Но сейчас он думал, что ему знаком этот смех - глубокий, переливчатый и абсолютно раскованный.

"Иисус,"- прошептал он себе под нос. "Дотти?"

Это было вполне возможно. Он сглотнул, и попытался очистить левое ухо, чтобы лучше ее расслышать сквозь множество мелких звуков, доносившихся снаружи. Дензелл Хантер служил у Континенталов хирургом, и Дотти - к вящему ужасу ее брата, кузена и дядюшки, - присоединилась к лагерю их последователей в Вэлли-Фордже, дабы помогать жениху, хотя при этом регулярно ездила в Филадельфию, навестить своего брата, Генри.

Если теперь войска Вашингтона наступали - а так оно и было, совершенно очевидно,- вполне возможно, что хирурга среди них можно было бы встретить где угодно.

Высокий, звонкий голосок снова о чем-то спросил. Голос был английский - и необычный, не часто встречающийся. Он напрягся, чтобы услышать больше, но не смог разобрать ни слова. Ему хотелось, чтобы она снова засмеялась.

Только бы это оказалась Дотти - он глубоко вдохнул, пытаясь хоть что-нибудь придумать.

Окликнуть ее он не мог; он кожей чувствовал некую алчную враждебность, направленную лично на него, и исходившую буквально от каждого человека в лагере - но и позволить его с нею отношениям стать известными было бы опасно и для нее, и для Дензелла - и уж, конечно, никак не могло помочь самому Грею.