— Красивый камешек, — почему-то вполголоса произнес доктор. Надежда почти через силу заставила себя взглянуть на «камешек»:

— Неужели это и есть тот знаменинтый алмаз? Внушительно смотрится, но на пол пуда никак не тянет…

Чумичка молча поднял бриллиант и переложил на сидение стула, чтобы все могли его получше рассмотреть. Отделка была очень необычная: с трех сторон переливались небольшие, сделанные безо всякого видимого порядка гранки, но с четвертой стороны он был плоским, будто срезанным.

— Это же… — не веря своим глазам, прошептал Василий.

А Чумичка извлек из-под кафтана еще один такой же камень с такой же «срезанной» гранью и соединил их

— Выходит, вторая половина магического кристалла все эти годы лежала здесь? — тихо произнесла Надя.

— Получается, что так, — столь же тихо ответил Василий. И сказал уже громче: — Кристалл твой, Чумичка. Он принадлежит тебе по праву.

— А что будем делать с остальным? — обратился ко всем вместе и в то же время как бы ни к кому доктор Серапионыч.

Никто не ответил. И не потому что не знали, что отвечать, а потому что ответ был и так ясен. В том числе и самому Серапионычу.

Михаил Федорович наверняка прославился бы на все Кислоярское царство своей безграничной работоспособностью и редкими деловыми качествами, но увы — особенности его службы исключали не только всякую славу, но и малейшую известность, если она выходила за пределы небольшого кружка подчиненных.

Рабочий день Михаила Федоровича иногда длился двадцать четыре часа в сутки и отличался огромной напряженностью, при том, что свое местожительство и одновременно рабочее место — малозаметный домик на окраине Царь-Города — он покидал очень редко. Вот и теперь, несмотря на поздний час, Михаил Федорович принимал доклад от одного из своих ближайших сотрудников, которому мог бы доверять всецело, когда бы не имел застарелой привычки не доверять никому и ничему, в том числе и самому себе.

Если бы посторонний каким-то чудом оказался на этих докладах, то он обратил бы внимание на то, как по-разному протекали беседы Михаила Федоровича и его подчиненных. Со своим основным помощником Глебом Святославовичем, ныне находящимся в служебной командировке, он говорил как профессионал высочайшего уровня с профессионалом столь же высокого уровня, оттого и понимали они друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов. Хотя в их беседах неизменно присутствовала своего рода дистанция, если не сказать — отчужденность, неизбежная даже при самых доверительных отношениях начальника и подчиненного.

А вот с нынешним докладчиком, по имени Лаврентий Иваныч, степень откровенности была куда больше — можно сказать, что шел деловой разговор двух единомышленников.

Особо пристальное внимание Михаила Федоровича было обращено к «делу о пропавшем Ярославе», хотя Лаврентий Иваныч почему-то относился к нему очень легкомысленно:

— И чего тебе дался этот дурак Ярослав? По-моему, Михал Федорыч, ты преувеличиваешь его значение. Да он и сам прекрасно понимает, что в его положении лучше всего молчать и не высовываться.

— Да пойми ты, что дело не в Ярославе, — строго посмотрел Михаил Федорович на своего собеседника. — Если мы даже такого, как ты говоришь, дурака упустили, значит, система дала сбой! И где уверенность, что в следующий раз мы не лопухнемся уже по-настоящему?

— И что ты предлагаешь?

— Прежде всего — проанализировать. Четко установить, где случилась просечка, и сделать выводы на будущее.

Лаврентий Иваныч расстегнул ворот кафтана, достал футляр, извлек оттуда пенсне в золоченой оправе и водрузил на нос:

— Уф, теперь хоть нормально вижу. Если уж нельзя очки носить, так хоть бы линзу хоть какую достать бы…

— Ты еще скажи — сбрить бороду и переодеться во френч с галифе, — не без ехидцы усмехнулся Михаил Федорович. — Да, так вот, я провел внутреннее расследование и установил, кто виновен в «проколе» с Ярославом.

— И кто же?

— Прежде всего — я, как основное ответственное лицо. Во-вторых, Глеб. Нашел, кому поручить столь ответственное дело — Каширскому с его «установками». Ну ладно Каширский, он вообще не совсем из нашей конторы, но ведь Глеб-то Святославович должен был его подстраховать… А третий виновный — уж извини, Лаврентий Иваныч, но это ты!

— Я-то тут при чем? — изумился Лаврентий Иваныч.

— Очень даже при чем. Учитывая важность дела, я поручил тебе проследить за тем, что произойдет на пруду…

— Так ведь мои люди проследили! И как только операция «Установка» дала сбой, я тебе тут же доложил.

— Да что толку, что доложил — Ярослав-то исчез! Не докладывать надо было, а… а это самое на месте.

— А указаний, чтобы «это самое», ты не давал, — возразил Лаврентий Иваныч.

— А то сам ты не понимаешь? — раздраженно бросил Михаил Федорович.