Так и не придя ни к какому выводу, Чумичка закрыл глаза и попытался заснуть, но тут где-то глубоко в его сознании раздался тихий равномерный стук. Чумичка тряхнул головой, но стук не исчез, и более того — с каждым мигом становился все громче и настойчивее.

— Что за чудеса! — проворчал Чумичка, нехотя поднимаясь с кровати. Впрочем, ему по роду занятий как раз и приходилось иметь дело главным образом с чудесами.

Колдун щелкнул пальцами правой руки, и в небогато обставленной горнице стало чуть светлее, хотя вроде бы никакой светильник не загорелся.

Накинув шлепанцы, Чумичка стал ходить из угла в угол, прислушиваясь, откуда исходит стук. Вскоре ему стало понятно, что источник — где-то возле тулупа, который висел на спинке стула посреди горницы. Этот тулуп был для Чумички своего рода рабочей одеждой — в его многочисленных внутренних карманах и кармашках хранились принадлежности колдовского ремесла, в том числе и скляночки с живою водой, которая спасла жизнь дону Альфонсо.

В одном из карманов находился магический кристалл. Вернее, его половина — вторая в саквояже Надежды Чаликовой отправилась «за городище». Чумичка извлек кристалл и понял, что звуки исходят из его глубин. Более того, Чумичке казалось, что все мелкие грани кристалла озарены багровым пламенем.

Чумичка вскинул левую руку, щелкнул пальцами, и в комнате вновь стало темнее. Но багряное пламя не исчезло — оно, как и звук, исходило из глубины кристалла. А звуки становились все громче и настойчивее, и колдун каким-то внутренним чувством понял, что если он это не остановит, то может произойти что-то страшное и непоправимое. И уже не столько разумом, сколько по какому-то наитию Чумичка со всех сил швырнул кристалл оземь.

Стук мгновенно прекратился, а когда колдун поднял кристалл, никакого красного свечения из него уже не исходило. Чумичка засунул кристалл обратно в карман тулупа и лег в постель, а уже через мгновение провалился в глубокий сон.

Чумичка не знал и не мог знать, что в этот же самый миг совсем в другой части Царь-Города, в таком же темном помещении, только более обширном, безо всяких видимых причин замолкло мерное тиканье будильника с прикрепленными к нему проводками, ведущими к мешочку, из которого через дырку медленно сыпался белый порошок.

Надежде уже доводилось бывать и на работе, и дома у Серапионыча. И вот, оказавшись в морге двадцатилетней давности, Надя увидела, что и тогда все было, как теперь: и стол, заваленный всяким хламом, и лампочка под потолком, и репродукция левитановской картины «Над вечным покоем», приклеенная прозрачной изолентой прямо к обоям. Не говоря уже о докторских сюртуке, пенсне и авторучке.

В общем, если бы Чаликовой предложили сравнить кабинет заведующего Кислоярским моргом сегодня и двадцать лет назад и «найти 15 различий», то она бы нашла, пожалуй, только одно: вместо «ВЭФ» а стоял «Панасоник». Хотя объяснялось это достаточно просто: «ВЭФ» работал только от батареек — шести больших цилиндров «Марс» ценой 17 копеек за штуку, итого 1 рубль 2 копейки. По тем временам это было совсем не дорого, а теперь такие батарейки понемногу выходят из обращения, да и стоят значительно дороже, так что увы — пришлось приобрести радиоаппарат, работающий от электросети, да еще имеющий диапазон «FM», отсутствующий у приемников советского производства.

Заметим, однако, что такая привязанность к старым вещам и к старым модам отнюдь не мешала Серапионычу идти в ногу со временем — Надя многократно в этом убеждалась, когда речь заходила и о современном искусстве, и об общественной жизни, и даже об Интернете.

Когда Серапионыч привел гостей в свою квартиру на четвертом этаже дома старой постройки, Надежда убедилась, что и здесь никаких существенных перемен за двадцать лет не произошло — обстановка была такая же, как и раньше, разве что на комоде вместо десяти слоников стояли только девять: не хватало десятого, которого Чаликова привезла доктору в позапрошлом году из командировки в Кот д'Ивуар и который, в отличие от прочих, был сделан не из фарфора, а из самой настоящей слоновой кости. (Так, во всяком случае, уверял торговец на базаре, уступивший ей этот симпатичный сувенир за полтора доллара).

В целом же квартира Серапионыча и тогда, и теперь производила куда более благоприятное впечатление, чем его рабочий кабинет — было видно, что доктор старается держать ее в порядке, хотя и чувствовалось отсутствие заботливой хозяйки.

Приведя гостей к себе домой, Серапионыч решил их напоить чаем (в стенном шкафу обнаружился початый чайный пакетик № 36), но вот с закуской было сложнее — в холодильнике лежали только банка кабачковой икры и несколько «Завтраков туриста». Зато в хлебнице оказалась едва начатая буханка черного хлеба за 14 копеек.

Лишь когда они уселись за кухонный столик, Надя обратила внимание на странное молчание Васятки. «Ну еще бы — попал совсем в чужой мир, — сочувственно подумала Надя, — а мы, вместо того чтобы помочь ему освоиться, сами ничего понять не можем».

— Видишь ли, Васятка, дело какое, — начала Надя, — мы должны были пройти между столбами и попасть в свой мир. В свою страну. Но произошло нечто необъяснимое, и мы оказались не совсем там. То есть не то чтобы не совсем там, а не совсем тогда…

Почувствовав, что несколько запуталась, Надя глянула на доктора, который сосредоточенно резал хлеб тонкими кусочками.