Почему бы нет? Я не могу этого сделать. Я "пораженец".

А Трояновский и Рубакин + Ко могут.

О, если бы я мог научить эту сволочь и дурней быть умными!..

Вы скажете, может быть, что немцы не дадут вагона. Давайте пари держать, что дадут!

Конечно, если узнают, что сия мысль исходит от меня или от Вас, то дело будет испорчено...

Нет ли в Женеве дураков для этой цели?.."

Параллельно комитет по возвращению принял решение при посредничестве швейцарских социал-демократов связаться-таки с германским посольством в Берлине и начать переговоры об условиях проезда через Германию. Только посредник должен быть человеком с именем и должностью — иначе немцы просто не пойдут ни на какие переговоры. Постановили, что таким человеком будет швейцарец Роберт Гримм, председатель Циммервальдского бюро II Интернационала. Впрочем, вскоре все убедились, что кандидатура оказалась не совсем удачной: то ли Гримм без особого энтузиазма выполнял это поручение, то ли на самом деле переговоры шли слишком трудно. К тому же, узнавший о подобных переговорах (ведь ещё в полном разгаре была война с Германией!) Павел Николаевич Милюков пригрозил предать суду по обвинению в измене Родине тех эмигрантов, которые посмеют ехать через Германию. В такой обстановке Ленин собирает у себя на квартире экстренное совещание группы большевиков, где принимается решение привлечь к ведению переговоров другого, более надёжного товарища. По всем параметрам здесь подходил Фриц Платтен, председатель Швейцарской социал-демократической партии, лидер её левого крыла — сторонник большевистских идей.

И в последних числах марта 1917 года Фрица Платтена вызвали на спешное совещание в "Айнтрахт" — Народный дом цюрихского революционного пролетариата. Был час дня и, придя в "Айнтрахт", Платтен застал Ленина, Крупскую, Зиновьева и Радека в ресторане за обедом. Швейцарцу пришлось присоединиться к русским. И вдруг Ленин спросил:

— Можно ли здесь где-нибудь переговорить в безопасности от непрошенных слушателей?

— Могу предложить кабинет правления.

— Прекрасно! Идёмте туда. Наденька, позвони-ка ещё нашему юному другу Мюнценбергу. Пусть тоже срочно явится сюда.

Вилли Мюнценберг, один из лидеров Социалистического Интернационала молодёжи, буквально через несколько минут прибыл в ресторан, обычное место встреч иностранных и швейцарских социалистов. В первой комнате он увидел за столом небольшое общество, в том числе и русских большевиков Крупскую и Зиновьева.

— Вилли, Старик ждёт вас в комнате секретариата, — тут же произнесла Крупская.

Мюнценберг, не мешкая, направился туда. В маленьком, но уютном кабинете находились только Ленин, Радек и Платтен. Вилли был несколько смущён. Он первый раз видел Ленина в крайне возбуждённом состоянии и очень разгневанным. Он ходил по комнате и стремительно выбрасывал фразы, точно рубил. Ленин протянул Мюнценбергу руку для приветствия, тут же коротко информировал его о состоянии переговоров с русским правительством и переговоров Гримма с германским правительством. Затем Ленин продолжил, вероятно, прерванный приходом Мюнценберга, разговор с Платтеном.

— Товарищ Платтен! Вы знаете, что Гримм, председательствовавший на Циммервальдской конференции, по поручению русских политических эмигрантов ведёт переговоры с германским посланником Ромбергом о пропуске русских эмигрантов через Германию. Дело не двигается с места. Мы уверены, что Гримм саботирует. Он прислушивается к нашёптываниям меньшевиков, которые всё ещё тщетно надеются на получение согласия Временного правительства, то есть Милюкова. Мы Гримму не доверяем. Я пригласил сюда вас, представителей твердокаменных швейцарских социалистов, чтобы посоветоваться о том, какие существуют ещё возможности для того, чтобы быстрее достигнуть благоприятного результата и, стало быть, скорейшего возвращения в Россию. Я тщательно взвесил все политические последствия, какие могла бы иметь поездка через Германию, и предвижу использование этого факта со стороны фракционных противников. Но мы должны, во что бы то ни стало, ехать, хотя бы через ад!

Наступила пауза, во время которой Ленин как-то загадочно поглядывал на Мюнценберга, а Карл Радек в это время уже набрасывал план необходимой агитации и кампании в прессе. Наконец, Ленин снова заговорил.

— Мы с Карлом подумали, что в таком деле нужен молодой инициативный товарищ, к тому же с хорошими политическими связями не только в Швейцарии, но и в самой Германии. И наш выбор пал на вас, товарищ Мюнценберг.

Предложение было столь неожиданным, что Вилли в первую минуту даже не нашёлся, что ответить. Впрочем, он довольно быстро овладел собой.

— Я очень тронут доверием, товарищ Ленин, и даже больше того, пользуясь этим доверием, хочу попросить и вас, и Карла написать по статье для "Интернационала молодёжи". Но быть посредником в переговорах с германским представителем я никак не могу, поскольку являюсь немецким подданным.

— И в самом деле, Владимир Ильич. Как бы здесь в таком случае не навредить? — поддержал своего швейцарского приятеля Радек.

— Ну что ж, — согласился Ленин. — В таком случае у нас остаётся последняя кандидатура, — он повернулся к Платтену.

— Мы просим вас быть нашим доверенным лицом в этом деле и взять на себя переговоры с Ромбергом. Мы уполномочиваем вас говорить с Ромбергом прямо от моего имени.

— Но совместима ли такая миссия с моей деятельностью как генерального секретаря швейцарской социал-демократической партии? Я должен подумать.

— А мы вас сейчас и не торопим, товарищ Платтен, — ухмыльнулся Ленин. — У вас есть целых три минуты.

Фриц Платтен понимал, чем рисковал бы в случае своего согласия. Ведь эта поездка, если она состоится, может серьёзно повредить его политической деятельности. Поэтому необходимо было немалое мужество, чтобы пойти на этот шаг. Тем не менее, после недолгого раздумья Платтен согласился. Ленин был чрезвычайно доволен и радостно потирал руки.