— Нет, я бедняк, странствующий по свету, и я приехал, чтобы предложить себя Республике в качестве солдата.

Сагунтец сделал жест грусти.

— Я должен был угадать это по оружию, которое служит тебе опорой… Солдаты!.. Вечно солдаты!.. В прежние времена в целом городе не было видно ни единого меча, ни единого дротика. Прибывали чужеземцы на своих кораблях, наполненных товарами, брали наши товары, нам давали свои, и мы жили в миру, воспеваемом поэтами. Теперь же те, которые приезжают — греки, и римляне, африканцы и азиаты, — представляют собою флот, являясь дикими псами, которые прибывают, чтобы предложить свои услуги сторожить стадо, которое прежде, в мирное время, не боялось врагов. Видя все эти воинственные приготовления, наблюдая как радуется сагунтская молодежь, говоря о последнем походе против турдетанов, я боюсь за город, за судьбу своих… Теперь мы самые сильные, но не явится ли кто-либо, кто окажется сильнее нас и наложит на наши шеи цепи рабства?..

И с высоты стены он смотрел на город с мягкой грустью.

— Чужеземец, — продолжал он, — меня зовут Алько, а друзья мои называют меня Благоразумным. Старцы Сената слушают моих советов, но молодежь им не следует. Я торговал, я объездил свет, у меня есть жена и сыновья, которые пользуются благосостоянием, и я глубоко убежден, что мир — это счастье для народов.

— Я Актеон, сын Афин. Я был мореплавателем и мои корабли потерпели крушение; я торговал и потерял свое состояние. Меркурий и Нептун всегда обходились со мною, как нелюбящие отцы, без всякого сострадания. Я много наслаждался, но еще более страдал, и теперь, почти обнищав, я прибыл сюда, чтобы продать свою кровь и свои мускулы.

— Ты плохо поступаешь, афинянин: ты человек, а хочешь превратиться в волка. Знаешь ли, что более всего мне нравится в твоем народе? Это то, что вы насмехаетесь над Геркулесом и его подвигами и воздаете культ Палладе-Афине. Вы презираете силу, чтобы поклоняться уму и искусствам мира.

— Сильная рука стоит столько же, сколько и голова, в которую Зевс вдохнул свой огонь.

— Да, но эта рука толкает голову на смерть.

Актеон почувствовал себя раздосадованным словами Алько.

— Не знаешь ли ты стрелка Мопсо?..

— Ты найдешь его там, подле храма Геркулеса. Ты его узнаешь по оружию, которое он никогда не оставляет. Он один из тех, который привлекает сюда злого духа войны.

— Привет, Алько!

— Да покровительствуют тебе боги, афинянин.

Актеон узнал Мопсо в доблестном греке с луком и колчаном, спускающимися с его плеч. Это был могучий мужчина, с длинной бородой. Мускулистые и могучие руки напряжением своих сил давали представление о той силе, которой они обладали, чтобы натягивать тугой лук и пускать стрелы.

Он отнесся к Актеону с почтительной симпатией, которую афиняне внушали своим превосходством грекам островов.

— Я поговорю с Сенатом, — сказал он, узнав намерение Актеона. — Достаточно моего слова, чтобы ты был принят в наемники со всеми отличиями, какие заслуживаешь. Сражался ли ты когда-либо?

— Я воевал в Лакедемонии, под начальством Клеомена.

— Знаменитый военачальник; сюда дошли слухи о подвигах спартанского даря. Что сталось с ним?

— Он был побежден, но не сдался и бежал в Александрию. Там жил он в изгнании под покровительством Птоломеев, но, как мне недавно говорили в Новом Карфагене, вследствие придворных интриг он впал в немилость: египетский монарх велел его умертвить, и Клеомен, вместе со своими двенадцатью спутниками, погиб, будучи убитым. Когда он умирал, то видел пред собой груду трупов.

— Конец, достойный героя… Где изучал ты военное искусство?

— Я начал воевать на полях Сицилии и Карфагена в рядах наемников, а закончил свое образование в Пританее Афин. Мой отец, Лисастро, был капитаном, состоявшим на службе у Гамилькара; он был умерщвлен карфагенянами во время войны с наемниками, именуемой беспощадной.

— Славная школа и доблестный отец. Имя его также доходило до моего слуха в те времена, когда я скитался по свету прежде, чем поступить на службу к Сагунту… Добро пожаловать, Актеон! Если ты пожелаешь вступить в гоплиты [6] , то будешь находиться в первом ряду фланга, с тяжелыми доспехами и длинной пикой… Впрочем, нет: вы, афиняне предпочитаете сражаться налегке; вы более опасны на бегу, чем в нанесении ударов.

Ты будешь пельтастом со своим охотничьим копьем и легким щитом, называемых пельтой; ты будешь свободно сражаться и я уверен, что о твоих геройских подвигах будут говорить.

Мимо обоих греков прошло несколько старцев, которым стрелок почтительно поклонился.

— Это сенаторы, — сказал Мопсо, — которые собираются по случаю базарного дня. Многие из них прибыли из своих дач и направляются в своих носилках к Акрополю. Они собираются под этой колоннадой.

Актеон видел как они следовали в своих сиденьях из резного дерева, заканчивающихся головой льва. По своим лицам и одеяниям они резко отличались от городских жителей. Те, которые по происхождению были иберийцами, прибыли со своих полей бородатые, загорелые в льняной кирасе, подбитой грубой шерстью, с коротким, спускающимся с плеча мечом о двух остриях и в шлеме, сделанном из плотной кожи и заменяющем каску. Греческие же коммерсанты являлись с выбритыми щеками, одетые в белую хламиду, из-под которой выступала обнаженная правая рука; лента точно венок обвивала их волосы; они опирались о высокую палку, оканчивающуюся еловой шишкой. Они казались царями из Илиады, собравшимися перед Троей.