Ночь в деште была поистине холодной. Делая передышку, путники остановились и, достав небольшую газовую горелку, стали готовить ужин. С собой они много еды не возили, но та, что была – была сытной и питательной. Булгур, сушеное мясо (для всех, кроме Лео, который так и остался вегетарианцем, даже выйдя из монастыря в котором вырос), рис, сухофрукты, сушеная рыба, консервированная фасоль, обязательно чай, чтобы заваривать его себе хоть иногда.

Усадив Заринэ на свой спальный мешок (их они возили скрученными в рулон небольших ковриков, тех, что стелились во время намаза, так проще было сливаться с местным населением) и сунув ей металлические миску и кружку, Лео вернулся к разведенному из нескольких поленьев, везомых с собой, костру. Готовили они на газу, а согреваться предпочитали от живого огня. Хонбин и Эн разлили на троих чай, достав сахар и добавив себе – Лео от него отказался.

– Почему-то чем ближе возвращение домой, тем сильнее я ощущаю, как соскучился по Логу, - сказал Хакён, подув на кипяток и ожидая, когда можно будет отпить. – Как давно я там не был…

– Я больше года, - посчитал Бродяга, вспомнив, что наведывался на родную Каясан прошлым летом. Тут погода почти всегда одинаковая, и сезон не понять, но в Корее сейчас осень. Листья желтеют, народ утепляется в кожаные куртки и наматывает на себя шарфы. Здесь же если от чего и прячешься, то от обжигающего солнца. Хотя, после заката, если ты в сердце пустыни, тебя тут же пронизывает холод. Как хочется домой… Но для Хонбина монастырь «Тигриный лог» был домом условным. Он пришёл туда сам лет в девять, сбежав сначала из детского дома, потом из семьи приёмных родителей, потом от чуть не поймавших его полицейских. Он всё своё детство куда-то бежал, пока не забрался на Каясан и не очутился в буддийском заповедном местечке, в котором осел. Однако прозвище «Бродяга» за ним так и закрепилось. Молодой человек до сих пор с трудом удерживался долго где бы то ни было. Ему всегда предпочтительнее было скучать издалека в разлуке, чем томиться скукой без движения. В этом был он весь, хотя непостоянным его назвать было бы несправедливым. Искренне и глубоко умеющий уважать, любить, ценить и дорожить, Хонбин всего лишь был слишком сложен по своей натуре, чтобы проявлять это ежедневно. Проще сохранять в себе свои чувства, быть рядом в трудные минуты, приходить на выручку, спасать кого бы то ни было и скитаться, как перелетная птица, чем изо дня в день доказывать что-то сиднем сидя в городе ли, в поле, в лесу, на горе – где угодно!

Вот для кого Тигриный лог был настоящим домом, так это для Эна, потому и получившего своё второе имя «Неизвестный», что был найден настоятелем однажды в конце лета у калитки, в корзине, как ветхозаветный Моисей. Без записок и опознавательных знаков, двухмесячный младенец. Так он и вырос в монастыре, получив всё, что требовалось для полноценной жизни от старика-воспитателя и других мастеров, давших ему образование и умения воина. Лео появился в Логе последним, вместе с ещё одним мальчишкой, который не выдержал сложностей аскетизма и ушел с Каясан, едва ему исполнилось шестнадцать. И тогда их осталось трое ровесников, ставших лучшими друзьями, братьями на века.

– Да ты всё равно начнешь торопиться обратно уже на второй день возвращения, - махнул на Бродягу рукой Эн.

– Я хочу найти того, кто ищет нас вперед. Лучше ведь опережать врага, не так ли? Особенно когда он невидимый.

– Невидимок не бывает, - хмыкнул Хакён. – Самые лучшие в деле подражания невидимости – мы, но не со зрением и слухом Лео кому-то пытаться нам уподобиться. А его нюх? Да он учует любую шкуру за километр, - Лео равнодушно отпивал чай, как всегда только слушая. Чтобы что-то добавить, ему нужно было бы написать, а для этого требовалось слишком много суеты, которой не хотелось перед сном.

– Я не об этом… я о том, когда не знаешь, кто же именно враг, - серьёзно заметил Хонбин, заставив Эна напрячься и отложить на время свою браваду. – Терпеть не могу думать, что кто-то что-то обо мне знает, а я не знаю, кто это… и я вообще об этом ком-то ничего не знаю.

– Не нагоняй на себя лишнее, может, это только не имеющие реальной основы домыслы?

– Нет, вряд ли. Я уверен в этой жизни в слишком узком кругу людей, поэтому каждый, кто в него не входит, для меня является подозрительным. Поэтому я и не отказался бы от пары-тройки дней за стенами Лога. Там всегда полная уверенность в том, что нет никого и ничего лишнего. А что касается других мест, то даже сейчас, в этой пустыне, я каждую секунду готов ожидать подвоха. Кто может знать, что нет других таких вавилонов под землей, о которых мы не подозреваем? – Эн посмотрел на Лео, спрашивая мнения того. Тот посмотрел под ноги, прислушавшись. Малейшие вибрации доходили до его сверхчувствительного, животного существа, в результате того, как спасая его жизнь после тяжелого ранения, ему ввели не опробованную инъекцию с тигриными генами. Он выжил, и ничего страшного не произошло, но иногда Лео становился больше зверем, чем человеком, да и первое время восстановления далось трудно. Но для всех было важным другое – он остался жив. С побочными эффектами же всегда можно было справиться.

– Что, всё тихо? – спросил у него Хакён. Лео кивнул и спокойно продолжил пить чай. – Вот видишь, Бродяга, ты зря заморачиваешься. Осмотрительность, конечно, дело полезное, но до паранойи себя доводить не надо. – Хонбин уставился в огонь, как будто то был белый экран, на который направили проектор, так что закрутился какой-то фильм поверх.

– Мне больно из-за Малики, - тихо сказал он.

– Я понимаю, - соболезнующим голосом вымолвил Эн. Лео тронул плечо Хонбина, сжав его в качестве поддержки. Друг постарался избавиться от захватившей его горести, хотя знал, что воспоминания о мертвой девушке покинут его не скоро. Да и покинут ли? – Давайте лучше о хорошем! Помните, как мы первый раз на Чусок собирали урожай в роще? Едва управившись затемно, мы заночевали там же, развели костер и болтали, пока не упали в сон от усталости. Отец Хенсок тогда ещё ходил с нами. Это ближе к моему выпуску он немного сдал, так что перестал таскаться по горе вверх-вниз.

– Я скучаю по бодрому и молодому Хенсоку, - слабо улыбнулся Хонбин. – Детство с ним было по-настоящему счастливым.

– Ну, совсем молодым мы его не застали. Но ты прав, я долго не видел в нем старика. И сейчас порой кажется, что он всё тот же… Интересно, его удар ещё силён?

– Хочешь проверить на себе?

– Нет, мне хватило синяков, - засмеялся Эн. – Его палка столько раз приземлялась на мою спину, что теперь у меня самая ровная осанка в мире. А этот поганец, - указал Хакён на Лео. – Ещё и подражал ему, бегая с посохом, в два раза больше него самого, и теперь прикидывается мирным, а тогда-то был тем ещё задирой!
– Лео извиняющимся лицом подал знак, что в детстве все совершали глупости и ошибки. Однако помутненный после травмы рассудок и утерянная большей частью память до конца не восстановились, и он не всегда мог присоединиться к общим воспоминаниям. Он посмотрел в сторону, где в тени звякнули опустошенные металлические миски. Заринэ устыдилась, что привлекла к себе внимание и отвела взгляд от Лео, снова пойманная на том, что при малейшем поводе смотрит на него. Эн тоже обернулся на неё, но быстро развернулся обратно. – Не у всех, всё же, счастливое детство. Как подумаю об этом ребенке… уже четыре года замужем! У них совсем тут всё песком забило? В первую очередь мозги. Иначе как можно не понимать, что в двенадцать лет отдавать девочку на поруку кому-то вроде того хряка, которого мы отмутузили как-то… скверно.

– Для этого мы и ездим по свету, - напомнил Хонбин. – Если люди не понимают – надо объяснить, если не умеют – научить. Если не хотят понимать и учиться – убить, и не тратить времени, и не оставлять дураков жить на свете.

– Однако интересно… эта девчушка не похожа на обрадованную до сих пор. Она не понимает, от чего мы её увезли?

– Кто её знает? Мне думается, она ждет от нас подвоха.

– Тогда у тебя с ней один диагноз, - сыронизировал Хакён. – Только у неё беспочвенный, похоже.