Продолжающееся в 1922 г. падение посевных площадей также свело к минимуму сокращение размеров натурального налога на 1922/23 г. Более высокими, чем фактически выявленные, оказались и установленные Центром контрольные цифры площади подлежавшей обложению пашни. Для достижения контрольных цифр на местах прибегли к приему времен военного коммунизма: их разверстке по уездам, волостям, населенным пунктам и домохозяевам.

Взимался налог в 1921/22 и 1922/23 г. не менее драконовскими методами, чем продразверстка. На время заготовок местные власти широко применяли принудительный обмолот и сдачу зерна, полное изъятие хлебопродуктов (включая семян) и конфискации скота у жителей целых деревень. Во многих районах дело дошло до применения вооруженной силы. Приговоры выездных сессий ревтрибуналов носили очень суровый характер: конфискация части или всего имущества, лишение свободы с применением принудительного труда на шахтах или лесозаготовках, высылка в отдаленные районы, высшая мера наказания. Массовый характер приняли злоупотребления работников местных продовольственных комитетов, собиравших продналог. Они организовывали концлагеря для неплательщиков, заключение их в холодные амбары, с целью запугивания крестьянского населения имитировали расстрелы несогласных с политикой советской власти [53] .

Высокий урожай 1923 г. в Европейской части СССР и третий подряд недород в Сибири создали условия для снижения тяжести налогово-податного обложения зернового производства в регионе. В 1923/24 г. вместо натурального налога был введен единый сельскохозяйственный налог, который в 1923 г. уплачивался как в натуральной, так и в денежной форме, а с января 1924 г. – только деньгами.

В соответствии с декретом о переходе к продналогу, оставшиеся после его уплаты сельхозпродукты оставались в распоряжении крестьянина и могли быть использованы по собственному усмотрению, в т. ч. и для продажи. Хлебопродуктов по первому продналогу в целом по стране предполагалось собрать примерно в половинном объеме от фактически собранной разверстки. Возместить разницу между потребностями государства и объемами получаемой по натуральному налогу продукции планировалось за счет ее приобретения у крестьян. Вненалоговые заготовки для государственных нужд предполагалось наладить не путем покупки за деньги, а путем непосредственного обмена промышленной продукции на сельскохозяйственную. Отчасти проведение подобного эксперимента было связано с хозяйственной разрухой и расстройством денежной системы. Однако основной причиной попытки введения товарообмена было отрицательное отношение руководителей советского государства к торговле вообще. Торговля, имеющая для них каинову печать, оставлялась частникам.

Монопольное право на ведение товарообменных заготовок от имени государства получала потребительская кооперация, которой диктовались как их способы, так и уровень цен (обменных эквивалентов). Однако как товарообмен, так и монополия потребкооперации показали свою нежизненность. Это привело к отказу от надуманной схемы организации вненалоговых заготовок и постепенному переходу к товарообороту. С осени 1921 г. по лето 1922 г. была проведена радикальная демонополизация заготовительного рынка. Снимались ограничения на свободу торговли. Право коммерческих заготовок получили все государственные и кооперативные организации, желающие вести закупки, а также частные лица. Закупочные цены были «отпущены». Государственные и кооперативные заготорганизации переводились на хозрасчет [54] .

Процесс демонополизации хлебного рынка завершен не был. В руках государства оставались элеваторы, холодильники, портовое и складское хозяйство, железные дороги, регулярные водные пути сообщения. Отвергались всякие попытки поставить под сомнение незыблемость государственной монополии внешней торговли. С помощью указанных видов госмонополий советская власть имела возможность непосредственно влиять на заготовительный рынок. Государство не снимало с повестки дня задачу сосредоточения в своих руках максимально возможных объемов излишков сельхозпродукции и допускало потенциальную возможность перехода к директивному ценообразованию в случае признанного властями неблагоприятным для государственных интересов уровня закупочных цен.

С лета 1922 г. наметились некоторые тенденции к ремонополизации хлебного рынка. Были созданы крупные государственные заготовительные организации, которые наряду с кооперативными союзами пользовались преимущественным правом получения государственных кредитов и иными льготами. Взамен на них возлагалась обязанность ведения закупок хлеба для нужд государства и по его заданиям (централизованные плановые заготовки). Хлебопродукты, мобилизуемые в централизованный государственный фонд, предназначались для снабжения армии, населения городов и несельскохозяйственных районов, экспорта.

Отмена натурального налога в январе 1924 г. расширила сферу товарно-денежных отношений и способствовала наращиванию объемов реализации крестьянской продукции. В то же время изменилась рыночная конъюнктура. Спрос на хлеб со стороны городского населения и увеличившего его экспорт государства вырос. При этом темпы прироста зернового производства замедлились. Превышение спроса над предложением вызвало рост хлебных цен.

Подобная тенденция вступила в противоречие с планами правящего режима, который в рамках поставленной им в повестку дня задачи индустриализации страны стремился максимизировать объемы получаемого в свои руки зерна и одновременно минимизировать его закупочную цену. Это позволяло, с одной стороны, увеличить прибыльность и величину хлебного экспорта и тем самым нарастить импорт машин и оборудования, а с другой – удешевить централизованное снабжение потребителей внутри страны.

В этих условиях государство приступило к ремонополизации хлебного рынка. В 1925–1928 гг. произошло внеэкономическое вытеснение частного капитала вначале из межрегионального, а затем и внутрирегионального оборота, а рыночный механизм ценообразования был заменен на директивный. Монополизация рынка в сочетании с ростом зернового производства на базе нэпа приводила к увеличению объемов закупок, проводимых государственно-кооперативным заготаппаратом. В 1926/27 г. в руки государства в СССР в целом попало от 76 до 81 %, а в Сибири – 90 % товарного производства хлеба [55] .

Реализуемая на практике установка на монополизацию рынка и замену экономических методов его регулирования на директивные, наталкивалась на противодействие крестьян, которые не желали продавать произведенное ими зерно государству по низким ценам, а предпочитали уменьшить объемы его реализации, отложив сбыт.

Массовая задержка реализации хлеба со стороны крестьян (т. н. хлебные стачки) вызывала сокращение объемов централизованных заготовок и ухудшение продовольственного снабжения потребляющих регионов и городов [56] . Масштабность подобного явления обусловливалась минимизацией экономических стимулов к выходу на рынок. За счет увеличения производства сельхозпродукции и роста цен на нее выросли доходы жителей деревни. Тратить же все полученные деньги без остатка не было нужды. Промышленных товаров в стране выпускалось значительно меньше, чем требовалось деревне. На уплату сократившихся налогов и покупку имеющихся в наличии товаров крестьянам хватало денег, получаемых от реализации технических культур и продуктов животноводства. Зерно же, как продукт длительного хранения, рассматривалось сельскими жителями как страховой запас и оставлялось в хозяйстве. Кроме того, за счет улучшения питания и увеличения использования хлеба для прокорма животных заметно выросло внутреннее потребление зерна в крестьянских хозяйствах.