Этого не случилось. Мой член переиграл меня.

Полагаю, теперь она меня на дух не переносит. Уверен, она видела, как я уединился с той цыпочкой в кустах, и, полагаю, я настолько взбесил ее, что дороги назад нет.

Тем не менее, когда вчера вечером я сказал, что мог бы помочь, я не просто пытался ей понравиться, как-то компенсировать прошлые ошибки. Ну, хорошо, может быть, и по второй причине тоже, но на самом деле у меня самые благие намерения.

Но, если она мне не позвонит, она этого никогда не узнает. А теперь у меня здесь Астрид, по пояс обнаженная, на полу моей квартиры, вытирает остатки моей спермы со своего тела, и я не знаю, как же мне ее выставить.

Я застегиваю штаны и притворно зеваю.

— Знаешь, думаю мне надо вздремнуть. Вечером мне надо поработать.

Она поднимается на ноги, ее задорные грудки покачиваются передо мной. Теперь она выглядит не безумно, а раздраженно. Хорошее изменение.

— Так ты что, пригласил меня сюда для этого, а теперь выгоняешь?

— Я тебя не выгоняю, — говорю я, хватая ее рубашку и кидая ей.

Она хмурится.

— Ты свинья, — говорит она, быстро натягивая рубашку и злясь.

— Я больше похож на борова, — поправляю я. — Они, как правило, больше.

— Сначала ты приглашаешь меня на вечеринку, а потом остаешься в больнице.

Я морщусь.

— Эй, никто этого не ожидал.

— Ну это ведь произошло, — говорит она, направляясь к двери. — И с меня хватит. Не звони мне больше.

Дверь захлопывается за ней.

А я и не собирался звонить. Большинство девушек не выдерживают со мной больше недели, потом с них достаточно. Они могут вести себя молчаливо и добродушно, но я знаю, у всех них есть границы, и я довольно хорошо о них знаю – я их проверяю. Кто-то скажет, что это грустно, но когда это ваша жизнь, вы научитесь принимать это.

Я беру свой телефон и смотрю на него. Никаких пропущенных вызовов, ни сообщений. У меня даже нет ее номера, чтобы самому ей позвонить.

Хотя, я могу позвонить братишке. Если он не за штурвалом вертолета, то он ответит.

Он отвечает на третьем гудке, но связь немного нечеткая.

— Да, что ты хочешь? — кричит Линден.

— Не говори, что ты в воздухе и тебе пришлось ответить.

— Вот-вот собираюсь взлететь. Что случилось?

Я прочищаю горло, интересно, как задать вопрос так, чтоб у него не сложилось неверное впечатление.

— Как девочка? Которая помладше?

— Ава? — спрашивает он, он повышает голос, пытаясь перекричать винты, которые начали крутиться. — Она в порядке. Они сказали, у нее диабет, это своего рода шок. Ты ведь был там.

— Я знаю, что я там был. Я имею в виду, как она сейчас? Как ее мама?

— Полагаю настолько хорошо, насколько это возможно, учитывая ситуацию. Я не знаю. Я знаю, что сейчас с ней Стеф, она помогает. Она чертовски беспокоится. Ты же знаешь, как она может заботиться о близких.

Да, я это знаю. Стеф как мама, которой у нас никогда не было. Я не говорю это Линдену, а то он сюда еще Фрейда приплетет.

— У тебя есть ее номер?

— Николы? — спрашивает он. — Не в моем телефоне. Она есть у меня в Фейсбуке. Зачем тебе?

— Не важно, — говорю я, пауза. — Расскажи мне что-нибудь о ней.

— Что, зачем? Подожди. Нет, Брэм. Нет, — командует он, словно я какая-то дворняга.

— Да нет, я не поэтому спрашиваю.

— Верно, ты спрашиваешь не потому, что хочешь засунуть в нее свой член.

— Да честно, — отвечаю я. — Думаю, она заплачет, если увидит член в реальной жизни.

— Отлично, — сухо говорит он. — Во всяком случае, для тебя она под запретом. Она через многое прошла. Ей не нужен мой брат засранец, который еще больше испоганит ее жизнь.

— Засранец?

— Да, Брэм, — устало отвечает он. — Послушай, мне пора.

Он вешает трубку, и я матерюсь на телефон.

Я могу сделать только одно.

Вскоре я паркуюсь в гараже недалеко от Юнион-Сквер и иду пару кварталов пешком в самое сердце паршивого райончика Тендерлойн.

Кроме хороших музыкальных площадок, район просто кишит психами. Днем здесь не так уж и плохо. Я имею в виду, это не мило, но просто люди уж очень раздражают вас постоянным попрошайничеством, хоть они совсем не опасны. Если бы я был родителями Никола, да даже другом, я бы не хотел, чтоб она жила здесь. Думая о куче долбоебов, слоняющихся вокруг ее дома по ночам, я начинаю странно злиться.

К тому времени, как я дохожу до ее дома, восемь разных человек попросили у меня мелочь, а пробегавший мимо чувак с оторванным парковочным счетчиком сказал, что я «пахну словно хрустящий тост». Не уверен, что я пахну как тост, но сегодня жарковато. Меня предупреждали, что в Сан-Франциско временам года не ведомы правила и законы.