Позже, в Сибири, я не раз убеждалась на практике, как правильны были его советы.

Путь обратно

На этот раз сборы в дорогу были недолги. Я выехала из Москвы в Пермь. Переправиться через Уральский фронт было нелегко. Из десяти связных благополучно достигал цели один.

По распоряжению секретаря Пермского губкома партии Владимира Михайловича Косарева мне дали попутчика, не совсем приспособленного для фронтовых дорог — полуторагодовалую девочку Зою из детского дома.

Белокурая, голубоглазая, нарядно одетая Зоя сама казалась куклой среди своих дорогих игрушек. Наибольшую ценность представляла лошадка из натуральной конской шкуры. В ней были зашиты письма Я. М. Свердлова сибирским коммунистам, обращение Центрального Комитета к населению и партизанам, мандаты, инструкции и другие партийные документы. В других игрушках были вложены листовки, которые призывали к бдительности. В них говорилось, что враг осмелился поднять руку на Владимира Ильича Ленина, но Ленин жив и уже поправляется. Для Сибири, где белогвардейские газеты сеяли панику среди населения лживыми сообщениями о том, что Ленин убит, такие воззвания были необходимы, как воздух.

По документам я следовала в Иркутск как жена раненого белого офицера, находящегося там на излечении.

Но не помогли ни девочка, ни документы. По маршрутам, полученным в Перми, перейти фронт не удалось.

После нескольких неудачных попыток я возвратилась с Зоей в Москву. В ЦК решили переправить меня через линию фронта в районе Симбирска — Самары. Эта операция была поручена политотделу 5-й армии.

В Симбирск мы приехали почти вслед за частями Красной Армии, занявшими город. Улицы празднично убраны флагами, всюду плакаты, надписи: «Первый город за рану Ленина», «За каждую каплю крови Ильича враг заплатит с лихвой». Настроение у всех приподнятое.

В политотделе 5-й армии мне дали подушку, набитую «екатеринками». Их запрятали и в переплеты книг, и в игрушки, и в обувь. На территории белых эти кредитки представляли ценность.

Пока можно было, красноармейцы охраняли меня с Зоей и наш багаж. В районе Самары начиналась нейтральная зона. Дальнейшая опека могла нам только повредить. Мое «богатство» и мой вид, хрупкость Зои, принимаемая за изнеженность,— вот, что охраняло нас и позволяло медленно, но все же двигаться к цели.

С новыми силами

И вот я в Иркутске, иду по знакомым улицам. Вот и квартира Марии Артемьевны Бабич. Крепким спокойным сном уснула Зоя после дальней утомительной дороги.

В этот же день на заседании подпольного комитета иркутских большевиков ознакомились с материалами, которые я привезла из ЦК- Документы читали вслух, потом я рассказывала о встрече с Яковом Михайловичем в Кремле. Вести из ЦК воодушевили людей, влили в них новые силы, уверенность в победе.

Выступали очень активно — все говорили о желании претворить в жизнь указания ЦК. Было принято решение размножить листовки и другие документы, снабдить ими подпольные партийные организации. Нашлись охотники доставить эти документы в другие города Сибири.

Подпольный большевистский комитет поручил мне выехать в Томск, чтобы проинформировать томских коммунистов, передать им инструкции ЦК, партийные документы и деньги. Сопровождала меня Татьяна Лушникова.

В путь нас собирали все та же Мария Бабич и семья Мосиных. Поезд уже подходил к Томску, как вдруг я почувствовала себя плохо. Поднялась температура; начался бред. Я заболела сыпным тифом. Таня отвезла меня в больницу, а сама с Зоей, деньгами и документами отправилась на Анжеро-Судженские копи и поселилась у знакомой фельдшерицы Серафимы Марковны Мовшович. Это было далеко от Томска, но Таня неоднократно приезжала ко мне. Как только я выписалась из больницы, Таня привезла меня к моей знакомой, и они вдвоем за мной ухаживали, пока я окончательно не окрепла. Когда я смогла самостоятельно передвигаться, Таня проводила меня в Томск.

На заседании Томской подпольной большевистской организации были зачитаны материалы ЦК- Здесь они оказали такое же сильное влияние. Люди буквально рвались к работе. Листовки и воззвания ЦК были размножены в подпольной типографии и широко распространены. Крестьяне, солдаты, партизаны их до дыр зачитывали.

Незадолго до моего приезда в Томской партийной организации был большой провал — многие товарищи были арестованы. Людей не хватало. Мне пришлось остаться в Томске, включиться в работу, заняться размножением воззваний ЦК для организаций, где не было подпольных типографий,— Барнаула, Семипалатинска и других городов.

Таня не дождалась моего возвращения и вернулась с Зоей в Иркутск. Она была в полной уверенности, что я арестована, так как до нее дошел слух о томском провале. Зою отдали на воспитание в бездетную семью Козловских, которая в 1920 году выехала в Польшу. С тех пор я о своей юной помощнице ничего не знаю, да и она не знает, что «работала» в колчаковском тылу.

Новое поручение и арест

Томская организация направила меня своим делегатом на подпольную конференцию большевиков, которая состоялась в марте 1919 года в Омске. Руководил работой конференции председатель Сибирского областного комитета Александр Александрович Масленников. Омск был наводнен шпионами и провокаторами. Конференция проходила в условиях строжайшей конспирации, и лишь это спасло ее от провала.