— Что ты собираешься сделать с этим гнездом дьяволов?

Конан прищурил глаза.

— Мне нужна база для империи. Мы не можем ни оставаться в Иранистане, ни возвращаться в Туран. Почему бы мне не обосноваться в этом неприступном месте? А теперь иди.

— Балаш не любит меня. Он плюнет мне в бороду и я убью его, а его собаки убьют меня.

— Он так не сделает.

— Он не придет.

— Он пройдет и сквозь Ад, если я пошлю за ним.

— Его люди не пойдут; они боятся дьяволов.

— Они пойдут, когда ты скажешь, что эти дьяволы — это обыкновенные смертные.

Тубал подергал свою бороду и наконец сказал настоящую причину, почему он не хотел оставлять Конана.

— В этом городе с тебя живьем сдерут кожу!

— Нет, я противопоставлю обман обману. Я представлюсь беглецом от гнева короля, разбойником, ищущим убежища.

Тубал исчерпал свои аргументы. Ворча себе в бороду, толстошеий шемит стал карабкаться вниз и исчез в ущелье. Когда он исчез из виду, Конан тоже спустился и пошел по направлению к утесам.

Конан достиг подножия утесов и начал подниматься по крутой дороге, не обнаружив ни одного человека. Тропа петляла между череды уклонов с низкими, массивными, циклопическими стенами вдоль внешнего края. Это была работа не иллбарских горцев; она выглядела прочной и древней, как сами горы.

На последних тридцати футах скат переходил в крутые ступеньки, вырезанные в скале. До сих пор никто еще не окликнул Конана. Он прошел сквозь полосу низких укреплений вдоль края плато и наткнулся на семерых человек, увлеченных игрой.

От шороха обуви Конана по гравию семерка вскочила на ноги дико оглядываясь по сторонам. Это были зуагирцы, пустынники шемиты, стройные ястребоносые воины с развевающимися каффиями на головах и рукоятками кинжалов и кривых сабель, высовывающимися изза поясов. Они подхватили лежавшие перед ними дротики и приготовились к броску.

Конан не показал никакого удивления, остановившись и спокойно за ними наблюдая. Зуагирцы, подозрительные, как загнанные в угол дикие кошки, недоверчиво смотрели на него.

— Конан! — воскликнул самый высокий из зуагирцев, его глаза загорелись страхом и подозрением. — Что ты здесь делаешь?

Конан поднял свои глаза и ответил:

— Я ищу вашего господина.

Не было видно, чтобы они поверили ему. Они пошептались между собой, держа дротики наизготовку. Над всеми возвышался голос зуагирца:

— Вы галдите как вороны! Это же очевидно: мы играли и не видели, как он пришел. Мы не справились со своей обязанностью. Если это станет известно, последует наказание. Давайте убьем его и сбросим с утеса.

— Давайте, — согласился Конан. — Попробуйте это сделать. А когда ваш господин спросит: «Где же Конан, который принес мне важные новости?», скажите: «Да вот, ты не предупредил нас об этом человеке, и мы убили его, чтобы преподать тебе урок!»

Они вздрогнули от его иронии. Один проворчал:

— Убейте его копьем; никто не узнает.

— Нет! Если первый бросок не достигнет цели, он окажется среди нас, как волк среди ягнят.

— Схватить его и перерезать ему горло! — предложил самый молодой из группы. Другие так убийственно на него посмотрели, что он отступил назад в смущении.

— Да, перережьте мне горло, — сказал с издевкой Конан подтянув свою саблю так, чтобы рукоятка оказалась под рукой.

— Ножи молчат, — прошептал самый молодой. Он был награжден пинком копья в живот и согнулся, с трудом дыша. Видя, как была поубавлена злоба у некоторых из их невежливых товарищей, зуагирцы стали поспокойнее. Высокий спросил Конана:

— Тебя здесь ждут?

— Зачем бы я иначе пришел? Разве ягненок полезет без приглашения в утробу к льву?

— Ягненок! — зуагирец крякнул. — Ты больше похож на серого волка с окровавленными клыками.

— Если на них и есть немного свежей крови, то это кровь тех глупцов, которые не выполняют приказы своих начальников. Последней ночью, в ущелье Призраков…

— Ради Ханумана! Так это с тобой дрались эти глупые сабатинцы? Они говорили, что убили вендийского купца и его слуг в ущелье.

Так вот почему часовые были так беспечны! Из какихто соображений сабатинцы солгали об исходе битвы и Часовые на Дороге не ожидали преследования.

— Никого из вас не было там? — спросил Конан.

— Разве ктото из нас хромает? Ктото окровавлен? Ктото изнемогает от ран? Нет, мы не дрались, Конан!