«В библиотеку! В библиотеку!» — ответила толпа и двинулась вперед. Радд, поскольку он был лидером, ринулся в голову колонны, чтобы занять свое место. Он и другие лидеры схватились за руки, в то время как разволновавшаяся толпа толкала их к библиотеке.

«Я был там, — рассказывал Радд, — во главе демонстрации, участники которой готовы были ворваться в запертое здание или — еще хуже — бежать сломя голову на толпу правых. Представления о том, что делать, у меня были самые смутные». Он понимал только то, что разрушения спровоцируют полицию и университетское начальство на действия, которые, в свою очередь, обеспечат поддержку их движению. Подобные методы хорошо работали в Чикагском и Висконсинском университетах. Но в течение тех нескольких минут, когда они поднимались по ступенькам лестницы, ведущей к библиотеке, он еще не представлял, что они будут делать. Двери действительно оказались заперты.

Радд огляделся в поисках того, на что можно было бы взобраться, и увидел мусорный ящик. Он вскарабкался на него, собираясь давать дальнейшие указания с этого командного пункта. Однако обнаружил, что толпа бежит прочь. Демонстранты орали: «Идем к спортзалу!» Радд стоял на мусорном ящике, созерцая, как демонстранты покидают его, устремившись по аллее в сторону парка Морнингсайт (в двух кварталах от кампуса). Он завопил вслед, надеясь, что его заметят: «Снесем чертову ограду!» — спрыгнул вниз и помчался, желая снова оказаться во главе группы.

Когда Радд добежал до ограды, демонстранты уже пытались снести ее, но бесполезно. Один из членов Эс-ди-эс был в наручниках. За неимением более удачных идей, а также потому, что в парке появлялись все новые и новые полицейские, демонстранты вернулись в кампус. Там их встретила еще одна группа. Радд чувствовал себя так, будто его рвут на части. Он оказался полностью несостоятельным как лидер. «Марк, надо действовать более агрессивно», — говорили ему; тут же он слышал: «Марк, надо утихомирить ярость толпы». Радд ощущал, как противоречивые советы захлестывают его со всех сторон и он тонет. Он стоял на постаменте солнечных часов вместе с еще одним, чернокожим, лидером, и они обдумывали дальнейшие действия. Ни тот ни другой не имели четкого представления о том, что предпринять, хотя к этому моменту, по подсчетам Радда, у них было около пятисот студентов, готовых что-то делать.

Но что именно?

Тем временем другие студенты, стоя спиной к Радду, произносили речи о революции. Радд заговорил об Ай-ди-эй, потом о спортзале. Но что делать? Наконец он произнес: «Мы начнем с того, что возьмем заложника!»

Так они и сделали. Говоря о заложнике, Радд имел в виду не человека. Он хотел захватить здание — устроить сидячую забастовку. Сидячие забастовки, как говорил он позднее, были «освященной временем тактикой, которую использовали трудящиеся и борцы за гражданские права». Он услышал голос, провизжавший: «Гамильтон-Холл — в осаду!» Да, подумалось ему, это идея! Он закричал: «Гамильтон-Холл — тут, прямо рядом. Пошли!» И толпа, скандируя: «Ай-ди-эй, уходи!» — двинулась к залу.

В Гамильтон-Холле декан Генри Коулмэн — волосы ежиком — подошел к Радду, который уже начал подумывать о настоящем заложнике. Радд крикнул спутникам, что они должны удерживать здание и не выпускать декана, пока их требования не будут удовлетворены. Какие выдвинуть требования, можно было решить потом. Наконец-то они знали, что делать. Толпа скандировала лозунг «Нет уж, дудки, не пойду!», обычно связывавшийся с отказом от призыва. Здание и декан были захвачены.

Начиная с этого момента происходящее обрело лидеров. В здании появились плакаты с изображениями Че, Стоукли Кармайкла, Малкольма Икса — и Ленина (что было отчасти анахронизмом). Число чернокожих из Гарлема, прибывавших в здание, все увеличивалось; поговаривали, что у них есть огнестрельное оружие. Позднее Радд признавался, что почувствовал испуг, когда пришло время ложиться спать и все растянулись прямо на полу. «Мы по-прежнему были ребятами из самого настоящего среднего класса, и вдруг из-за той акции протеста, что мы начали сегодняшним утром, оказались, если можно так выразиться, в совершенно другой лиге».

Немедленно возникли разногласия в связи с расовыми различиями. Белые студенты хотели, чтобы Гамильтон-Холл остался открытым для занятий, поскольку они не желали отрываться от своей базы — основного контингента студентов. Но чернокожие учащиеся, ощущавшие себя связанными в первую очередь с общиной Гарлема, требовали закрыть здание. После обсуждения мнений каждая группа устроила свое собрание. Белые провели митинг в стиле Эс-ди-эс, в ходе которого состоялись дискуссии о классовой борьбе, империализме во Вьетнаме и положительных сторонах большевистской революции. В это время черные, посовещавшись, решили закрыть помещение и попросили белых покинуть его. «Будет лучше, если вы уйдете».

Сонные и печальные, белые студенты собрали одеяла и подушки, которые им принесли подошедшие позже доброжелатели, и направились к центральным дверям Гамильтон-Хол-ла. Радд рассказал, что на глазах у него были слезы, когда он оглянулся и увидел, как его чернокожие товарищи перекрывают вход в здание с помощью наспех построенных баррикад. Опыт Эс-эн-си-си повторился. В 1968 году нельзя было с полным правом произнести: «Белые и черные вместе».

Кто-то взломал запертую библиотеку, и, словно в детском сне, протестующие бесшумно вошли внутрь. Они бродили по зданию, заходя в офис Грейсона Кирка, где стояли вазы династии Мин и висели полотна Рембрандта. Некоторые взяли сигары; другие просматривали папки в поисках секретных документов и позже заявили, что наткнулись на информацию относительно договоров на продажу недвижимости и соглашений с департаментом обороны. Рано утром Радд нашел телефон и позвонил своим родителям в Нью-Джерси.

— Мы взяли здание, — сказал Радд отцу, узнавшему о его действиях из новостей, переданных по радио и телевидению.

— Ну что ж, отдайте его обратно, — ответил отец.

Статья на первой полосе выпуска «Нью-Йорк тайме», вышедшего на следующее утро, свидетельствовала о том, что студенческому движению уделяется внимание по крайней мере не меньшее, чем истории Линды Леклер. В ней аккуратно сообщалось о «диких» событиях прошедшего дня; при этом отличие от собственной версии Радда заключалось лишь в том, что, по мнению газеты, он знал, что делал. Выходило так, будто Марк Радд, названный в статье президентом организации Эс-ди-эс Колумбийского университета, планировал провести демонстрантов маршем от солнечных часов в парк, затем обратно к солнечным часам и в подходящий момент призвать их к тому, чтобы взять заложника. Читатели не знали, что лидеры Эс-ди-эс учились дискутировать, а не принимать решения. Из статьи «Таймс» также следовало, будто Радд пригласил нескольких активистов из Гарлема и таким образом вовлек в события КОРЕ и Эс-эн-си-си, поэтому происходящее в Колумбийском университете стало частью кампании протеста в масштабах всей нации.