— Я больна...

— И слушать не хочу! Не могу же я шить у мадам Жабо! Комиссар говорит — она типичный эксплуататор и ее нужно к ногтю!

Яков Амвросиевич представил себе, как давят ногтем мадам Жабо, и внутри у него все затряслось. А заказчица продолжала атаковать Марию Александровну. Она пообещала за шитье два фунта пшена и в придачу банку консервов. Это было целое состояние, и Мария Александровна согласилась.

Угодливо улыбаясь, Яков Амвросиевич проводил заказчицу до двери.

— Прошу, мадам, — пропустил вперед женщину Яков Амвросиевич.

— Вы старомодны, товарищ! — Заказчица окинула Якова Амвросиевича презрительным взглядом и вдруг кокетливо и призывно заулыбалась.

У крыльца стоял человек в бушлате. Это ему улыбалась женщина, это для него зажглись ее глаза.

— Слушай, папаша, ты здесь живешь, что ли? — донесся до Якова Амвросиевича глухой голос.

— Здесь. — И Свистунов, словно кролик на удава, уставился на матроса.

— Официант Свистунов?

— Да, да! — обреченно закивал Яков Амвросиевич.

— Екатерину Юзко знаешь?

Как утопающий хватается за соломинку, так Яков Амвросиевич ухватился за имя падчерицы.

— Она большевичка! Воевала вместе с вами, — затараторил он. — Мы как ее родственники имеем право на ваше доверие...

— Что с ней?

Яков Амвросиевич прислушивался лишь к голосу своего страха.

— Героически погибла в боях против контры...

— Погибла? Катерина погибла! — изменился в лице матрос.

Официант перекрестился.

— Упокой, господи... — И, спохватившись, добавил: — Мы как родственники погибшей героини вправе рассчитывать на ваше покровительство, товарищ комиссар.

Матрос ссутулился и, не прощаясь, медленно пошел вниз по Миргородской.

Когда позеленевший от страха Яков Амвросиевич запирал дверь, Мария Александровна спросила:

— Кто это приходил?

— Да тут один... в бушлате!

Укачивая внука, прислушиваясь к его мирному посапыванию, Мария Александровна лениво размышляла: зачем приходил человек в бушлате?

Миргородская улица убегала от нарядной Дворцовой к Ингулу. Чем ближе к реке, тем беднее были домишки. Через Ингул, который в этих местах никак нельзя назвать могучим, был перекинут мостик, который елизаветградцы почему-то назвали Кладки. Пройдя по шатким доскам Кладки, Арсений остановился у круто вздымавшейся дорожки. Там, на холме, начиналось царство крохотных белых мазанок с подслеповатыми окнами, окруженных вишневыми садами. Это была Быковая — Нижняя и Верхняя Быковские улицы. Ноги сами привели его на эту окраину. И вот сейчас, прощаясь с Катериной, он пришел на улицу ее детства, о которой она часто ему рассказывала.

Потом незаметно для себя Арсений оказался за оградой кладбища. Свежая зелень, черные кресты, гранит памятников, возвышающихся над могильными холмиками, склепы и часовенки. Переходя от креста к кресту, от памятника к памятнику, Арсений читал надгробные надписи. Кто только не населял этот мертвый город! Годовалый младенец и старый бомбардир, участник Крымской войны и купец, фармацевт и поп, нищий и помещик. И разница была лишь в том, что могилу одного украшала массивная каменная плита, а могилу другого — деревянный полусгнивший крест.

«Не говорите мне: он умер — он живет», — подумал Арсений и удивился, откуда пришли к нему такие непривычные слова. Ну конечно! Они навеяны книгами, которые читала ему Ванда. Живет? Он посмотрел на оползшую, провалившуюся могилу, покосившийся крест с неразборчивой надписью. В чьей памяти живет хозяин этой могилы? Кем он был? Его тоже что-то волновало, он тоже о чем-то мечтал, на что-то надеялся. Нет! Засыпанные землей надежды не сбываются!

Матрос снял картуз, постоял у безвестной могилы и как бы простился с Катюшей.

Начальник елизаветградской Чека Савченко протянул Рывчуку бумажку:

— Читай, браток.

Арсен медленно, вдумываясь в каждое слово телеграммы, прочел:

— «Всем рабочим, всем крестьянам и красноармейцам Украины. Бывший начальник дивизии советских войск атаман Григорьев изменил рабоче-крестьянской революции. Прикрываясь хорошими словами, он поднял мятеж против Советской власти. Момент серьезный. Стать под ружье. Совнарком Украины».

— Они уже на вокзале, — уточнил Ванаг. — Три эшелона проследовали, задержался один Верблюжий полк. На станции бузу поднимают. Поехали?