— У вас потрясающий дом, — сказала я, восторженно улыбаясь.

— Люблю высокую роскошь. Но не роскошь вещей, а роскошь чувств, духа.

Почему-то мне показалось, что она сообщает об этом всем. И также Сальвадор, который сразу же объяснил, показывая на свои усы: «Пока все глазеют на мои усы, я прячусь за ними и делаю свое дело».

— Думаю, тебе так показалось, поскольку ты встретилась с известными людьми, дорогая. Ведь тогда уже Дали считался великим, а Гала — самой обольстительной и эксцентричной из женщин мировой богемы. Все, что бы ни сделал или ни произнес гений — кажется особо значительным и уже как бы прочитанным в его биографии.

— Да! Мне запомнилась его фраза, сказанная за обедом по поводу вареных в вине раков: «Политика, как рак, разъедает поэзию». Усатый сеньор произнес её так, словно собирался высечь на собственном памятнике. Но у Родриго восхищенно сверкнули глаза. Он завязал многозначительный философский диспут, а потом сто раз цитировал Дали своим друзьям… Родди ненавидел искалечившую его войну и все общественные распри считал «отходами цивилизации». В своих стихах он принципиально избегал какого-либо политического пафоса.

— Чудесно — обедать с самим Дали!

— Я запомнила ещё одну его шутку: «Можно многому разучиться. Я, например, не пою, — забыл как это делается».

— Кажется, я читала это в его опубликованных записках. Одно время Дали был моим идолом и я никак не могла понять почему. Оказывается, оттого, что им увлекалась ты.

— Нас с тобой всегда привлекала экстравагантнось. Сальвадор в этом смысле долго держал пальму первенства. Да и Галла — та ещё штучка. В возрасте в шестидесяти восьми лет подобрала на улице юного наркомана и закрутила с ним бурный роман.

— Отличный пример для нас. Есть ещё время в запасе для того, чтобы натренировать хватку в охоте за жизненными радостями.

— Ты, в общем, права. Знаешь, что подали нам на обед? Рагу из кролика. Того самого, которого гладила Галла, когда говорила о красоте духа. Я поняла её тайный принцип — красота должна быть съедобной. Родриго же все казалось потрясающим в мэтре — ведь он был на двадцать лет моложе Сальвадора. И ещё он как-то сказал, что решил найти себе русскую жену ещё в восемнадцать, чтобы быть похожим на Дали. Так что мои шансы сильно выросли после того, как я написала Родриго в письме о своей национальности. Естественно — наш сын был назван Сальвадором. Родриго видел в наследовании имен какое-то особый смысл. У них там все пронизано мистикой и таинственностью.

— Тогда хоть что-то понятно. А я все сочиняю самые невероятные объяснения вашего брака, случившемся через пять лет после такого странного знакомства. Согласись, такое случается не часто.

— Родриго обожал многозначительность, совпадения, намеки судьбы. — Ди рассмеялась. — Оказывается, он изучал каждое мое письмо, находя в нем тайные знаки нашего духовного единства. Представляешь, что оказалось решающим? Я сообщила, что люблю рисовать, а по ночам смотрю на звезды в обсерватории нашей школы. Ведь в горах особенно чистый воздух.

— Ха, помню наш старенький телескоп! Мы забирались на башню, чтобы рассмотреть футболистов на стадионе за Рыжим холмом. Здоровущие такие парни! — Эн задумалась, углубляясь в воспоминания.

— Родриго не знал про футболистов. Он нашел родственную душу в девочке, глядящей на звезды. Смешной, милый Родди! Он был на «вы» со всем прекрасным — с цветами, звездами, собаками, лошадьми — и старался завязать тесную дружбу с ними.

— Сердечную, но при этом страшно церемонно. — Неплохо я «раскусила» твоего суженого, сестренка?

— Все же он успел охмурить тебя… — поджала губы Ди. — Нет, нет — я тебя не виню. Так должно было случиться.

— Тогда ты не хотела выслушать меня. Может теперь открутим пленку назад лет этак на тридцать и присмотримся беспристрастно к жуткой мелодраме? — Эн ободряюще улыбнулась, сложила руки на коленях и начала: Мама умерла в шестьдесят шестом. Я уже была замужем за Хайнером и Тони исполнилось десять. Я отправила телеграммы тебе и отцу. Отец получил её через две недели, так как находился с женой в африканском заповеднике. Ты приехала с Родриго и Сальвадором. Он был на год старше Тони. А нам с тобой, старушка, стукнуло тогда тридцать шесть… Н-да… — Чудесный возраст для женщины.

— Мы с любопытством приглядывались к друг другу, оценивая как бы свое отражение. Мне показалось, если честно, что я сохранилась лучше.

— Мне тоже, — засмеялась Эн. — И ещё было очень забавно, что нам удалось в разных странах выискать столь похожие черные шляпки.

— Я купила её в Мадриде — в салоне «Шанель» и сочла вполне траурной.

— А я в Париже… Бедная мама, мы все собрались у её гроба — все такие солидные, красивые, с цветущими отпрысками.

— Чудная подобралась парочка из наших детей — Тони вся в тебя, только серьезность отцовская. А Сальвадор — вылитый Родриго в детстве огненноглазый смуглячок. Они все время шалили, когда мы поехали в Альпы.