Шрифт:
Старший помощник указал на угловатый корабль: «Контейнеровоз «Йокогама»!»
«Будем брать на абордаж, шкипер?»
«Отставить абордаж, юнга! На друзей мы не нападаем.»
Медведь-гризли отошёл к тумбе с круглым экраном, чуть тронул огромный трекболл: «Три мили.» Снял с крючка микрофон, пощёлкал настройками рации. «Охайо Гойзаймашита, Йокохама-мару! Академику Доллежали десу. Овер!»[98] Из динамика раздалось шипение, потом на смеси русского и японского: «Доблo утло, Академику-с-сама! Дайджобу дес-с-га? Ова!»[99]
Закончив короткий, всего на две-три вежливых фразы, радиообмен, старший помощник подошёл ко мне и бережно положил руку на плечо: «Давай, юнга! Видишь вон ту кнопку? Жми и считай в уме до десяти. Только рот сначала приоткрой.»
Я приоткрыла рот и положила ладошку на кнопку с лаконичной подписью «ГУДОК». Где-то вверху грохнуло, раскатилось. Низкий деловитый бас «Академика Доллежаля» понёсся над спокойным океаном. Наш сигнал замолк, и через пару секунд я услышала ответ. Гудок «Йокогамы» был резкий, взвизгивающий, озорной: словно промчавшаяся на скейте японская старшеклассница, в метровых, собранных гармошкой на икрах, гольфах и с ядовито-фиолетовыми прядками в торчащей во все стороны причёске…
…Наконец, возле стеклянных дверей останавливается белый внедорожник «Митсубиси». Входит папа, вертя на пальце ключ с биркой «Хёртц»[100].
— Почему так долго? — спрашиваю я.
— Непросто найти, — говорит папа, — Где машин нет, где кредитные карточки не принимают. В «Хёртце» дали машину почти без бензина, пришлось ещё искать заправку. Знаешь, сколько сейчас просят за галлон на заправке «BP»?
— Сколько?
— Двадцать семь баксов!
— Ничего себе! Два года назад, мама жаловалась, четыре доллара – дорого, — Мама – жаловалась. В прошедшем времени. Сжаться. Вдохнуть. Выдохнуть.
— Это свободный рынок, Нэт. «Эксон-Мобил» продаёт по девятнадцать – там очередь на милю. А нам – ждать некогда.
— Тогда: поехали?
— Прежде чем ехать, надо найти Соф правильные антибиотики. Заодно, припасы закупить: консервы, нож, зажигалку. Туристическую одежду и ботинки. Я видел, тут недалеко есть «Уол-март».
Машина внутри вылизана и пахнет специальным «запахом нового автомобиля». У компании «Хёртц» есть такой сверхсекретный освежитель воздуха, чтоб машина казалась новее, чем на самом деле.
Антибиотики. Да, Соф нужны лекарства…
…После попытки самоубийства, у Соф прорезалось рентгеновское зрение. Может уставиться в стенку и простоять неподвижно минут пятнадцать. Когда ест, надо за ней следить. Только остановится, я напоминаю: «Соф, ешь!» Рентген немедленно выключается, а ложка – движется ко рту. То же самое – в ванной. Доктор Анатолий объяснил, если все будут стоять под душем по часу в день, никакие опреснители не справятся.
На шестой день плавания, я пошла с Соф в душ. «Давай, Соф, поторапливайся, хватай мыло!» Сестра выключила рентген, всё нормально. Нет, не нормально. У неё вся промежность какая-то красноватая. Чёрт!
Доктор Анатолий стал серьёзный, про пиратов больше не шутил. Разложив на столе коробочки с лекарствами, долго сортировал, проверял в компьютере. Оказалось, все антибиотики на танкере – просроченные! Папина компания что-то не так сделала и отменила подвоз.
«А ты как себя чувствуешь, Нэт?» — спросил доктор.
«У меня там тоже немного воспалилось. Но мне не больно, — сказала я, — Только папе не говорите.»
«Понимаю. Принимай таблетки: по две капсулы четыре раза в день», — он подал мне коробочку.
«Это нехорошая болезнь?»
«Тебе так хочется знать? Да. По-латыни: гонорея. Простой народ называет триппером.»
«Но от триппера же есть таблетки?» — про триппер девочки обсуждали в школе, но я не прислушивалась.
«Те самые таблетки, что я вам выдал. И в самом начале, и вот теперь. Я думаю, антибиотики не сработали, потому что просроченные. Сейчас – доза двойная.»
Мне вторая порция таблеток помогла практически сразу, а Софи – почему-то не очень. Почему у Соф так плохо, а у меня всё в порядке? Наверное оттого, что ей в конце воткнули бутылку между ног. Разорвали, вот бактерии и проникли. Разорвали! Бутылкой! Стоп! Сжаться. Вдохнуть. Выдохнуть…
…Огромная парковка перед супермаркетом «Уол-март» – почти пуста. У дальнего от нас входа притулилось несколько автомобилей, а ближе – чернеет остов сгоревшего микроавтобуса.
Я нажимаю кнопку, заблокировав дверь, — Здесь какое-то гетто, пап. Может, поедем дальше?
— Я неплохо помню эту часть Лос-Анджелеса, — возражает папа, — Район всегда считался приличным.
— А почему они жгут машины?
— Не знаю, детка. Наверное, этот «Уол-март» закрыт. Хотя, там вроде свет внутри. Пошли проверим. Софи, посидишь в машине?