— Этим я и занимаюсь, — сообщил Волчанин. — Видите ли, какая любопытная штука. Начальник службы безопасности Мамалыгин — тот самый, что лежит сейчас и потихонечку разлагается в непосредственной близости от вас, — повел себя довольно странно. Он сбежал из своего кабинета, оставив связку ключей, в том числе и от спецчасти, лежать на столе. Ну добро бы испугался человек и очертя голову кинулся наутек! Его бы это никоим образом не украсило, но хотя бы не вызвало вопросов — ну струсил, ну сбежал, так ведь мы для того сюда и пришли, чтобы все кругом перетрусили! Но Мамалыгин ваш вовсе не струсил. Проделал он все достаточно ловко и оставался незамеченным до тех пор, пока сам себя не обнаружил, неожиданно открыв прицельный огонь по моим людям. Затем, оставив в стороне целый ряд довольно удобных огневых позиций, с риском для жизни прорвался сюда, забился в этот тупик и вместо того, чтобы капитулировать, довел дело до крайне печальной, нежелательной для всех развязки. В спецчасти папки нет, при Мамалыгине ее тоже не оказалось, и, анализируя его мотивы, я пришел к единственному приемлемому, непротиворечивому выводу: он ценой жизни отвлек внимание моих людей либо от тайника, в котором спрятал папку, либо от человека, у которого она в тот момент находилась. Не вы ли, часом, этот человек?

— Не я, — отрицательно покачал головой Горчаков. — Я слышал стрельбу в административном корпусе и во дворе. И вам не хуже моего известно, что в момент, когда она началась, я находился у себя в кабинете под дулами двух автоматов. Кабинет ваши люди обыскали, меня тоже, папки не нашли — что вам еще от меня нужно?

— Посильное содействие, — сказал Волчанин. — Вдруг вы все-таки знаете, а если не знаете, то догадываетесь или хотя бы можете предположить, куда ваш Бурундук мог засунуть папку. Ваша помощь в этом случае была бы оценена достаточно высоко.

— Так же, как помощь Ушакова?

— Ну зачем вы так? Мы же не звери…

— Теперь я начинаю вспоминать, — не обратив на эту реплику внимания, задумчиво продолжал Михаил Васильевич. — Примерно год назад Мамалыгин поймал Ушакова на попытке вынести из спецчасти какую-то папку — как я теперь припоминаю, в его докладе тогда проскользнуло это словечко — «Борисфен». Ушаков сослался на какую-то производственную необходимость, Мамалыгин напомнил ему о правилах внутреннего режима, отобрал папку и, поскольку был любознателен, ознакомился с содержимым. Он мне тогда сказал, что некоторые вещи не продаются. И, знаете, я с ним целиком и полностью согласен. Даже зная наверняка, где находятся эти документы, я не стал бы вам помогать. Ваша затея чудовищна, да и пример господина Ушакова не вызывает горячего желания ему последовать. Но я не знаю, где папка, и ничего не собираюсь предполагать. Хотите — ищите, только имейте в виду, что времени у вас мало. Захват филиала крупного научно-производственного объединения со штаб-квартирой в Москве вот так, запросто, вам с рук не сойдет.

— Еще как сойдет, — возразил рейдер. — Времени у нас немного, это верно, но вы как минимум поможете нам его выиграть.

— Черта с два! — запальчиво возразил раздухарившийся директор.

— А это мы сейчас проверим, — сказал ему Волчанин и, повернувшись к двери, крикнул: — Баб сюда давайте!

И по залившей лицо Горчакова смертельной бледности понял, что этот тайм, как и следовало ожидать, закончился победой всухую.

Пока Сарайкин цитировал наизусть Маршака (книжка была старая, растрепанная, с выпадающими страницами, доставшаяся по наследству от детей старшего брата, который заколачивал длинную деньгу в Сургуте; Анатолий Павлович когда-то читал ее перед сном сыну; с тех пор утекло уже очень много воды, сын вырос, уехал из Мокшанска, женился на какой-то марамойке без роду-племени и почти не звонил, не говоря уже о том, чтобы приехать), такси осторожно вползло во двор. Поравнявшись с болтающейся на ветру створкой ворот, таксист опустил оконное стекло, оттолкнул воротину, газанул и миновал опасный участок раньше, чем тяжелая железная створка, с тупым упорством вернувшись на прежнее место, помяла машине крыло.

Приехать мог кто угодно, и кончиться все это могло очень скверно — в первую очередь, для того, кто приехал, поскольку пистолет подполковник Сарайкин достал вовсе не затем, чтобы застрелиться. Глядя из-за занавески на стоящую посреди двора машину, Анатолий Павлович в полной мере осознал чудовищную нелепость ситуации: он, начальник полиции, торчит в чужом доме со шпалером в руке, в маске, как какой-нибудь налетчик, и с замиранием сердца гадает, придется стрелять или не придется. Чего надо было нанюхаться, каких нажраться мухоморов, чтобы дать себя во все это втянуть?

Вы мне за это заплатите, мысленно пообещал высокому областному начальству Сарайкин. Ох, как заплатите! Я вас за это позорище в бараний рог согну. Кино, в котором Зуда сыграл, помните? Ясен пень, не помните, вы ж его не видали! Долго я терпел, долго ждал — да нет, не момента подходящего, а что вы, козлы, меня заметите, оцените и сами, без пинка под зад, предложите что-нибудь стоящее… Не дождался. Зато вы, суки, дождались. Ох, дождались! Все, хватит, лопнуло мое терпение, пора брать кое-кого за мошонку. Вы у меня попляшете, умники! Вот этот бардак, который ваши «серьезные люди» тут развели, вот это стояние с пистолетом в руке за занавеской, по-вашему, и называется «сиди и не рыпайся, как будто тебя там нет»? Главное, говорит, не напортачь, а уж внакладе точно не останешься… Сказал, как в колодец аукнул, честное благородное слово!

Такси стояло посреди двора, хрипло бормоча работающим на холостых оборотах движком. Сарайкин, в свою очередь, стоял у окна на втором этаже, прячась за тюлевой занавеской и чувствуя, как подмокает горячим потом, становясь скользкой, слишком сильно зажатая в ладони рукоять пистолета. С минуту или около того ничего больше не происходило, а потом на письменном столе зазвонил телефон.

Анатолий Павлович вздрогнул, лишь в последний миг сдержав инстинктивный позыв выстрелить и разнести проклятую штуковину вдребезги. Телефон звонил, такси все так же торчало посреди двора с работающим двигателем, и из него никто не торопился выходить. Дав никак не меньше десяти звонков, телефон умолк, и в ту же секунду в кармане у Сарайкина ожил и загудел, как посаженный в спичечный коробок шмель, поставленный на вибрацию мобильный. Подполковник снова вздрогнул, чертыхнулся и вынул телефон из кармана. Определившийся номер был ему незнаком, но он, кажется, уже начал догадываться, кто так настойчиво ему трезвонит.

Предчувствие его не обмануло.

— Анатолий Павлович, голубчик, — послышался в трубке снисходительный, неуместно шутливый голос командира рейдеров, — что это вы там затеяли? Хватит играть в Джеймса Бонда! У нас с вами полно работы, а вы там дурака валяете…

— Откуда у вас мой номер? — не успев сдержаться, сердито спросил Сарайкин.

Он тут же понял, что ляпнул глупость, да не просто ляпнул, а сморозил, но рейдер почел за благо не обратить на нее внимания.

— Папку вы, конечно, не нашли, — сказал он. — Да и не могли найти, я попросил вас осмотреться просто на всякий случай… Довольно рыться в женском белье, ваше присутствие необходимо здесь, на заводе. Машину за вами я выслал, она уже должна подъехать… Есть?